Русская поэзия | Стихи ушедшим друзьям, поэтам

1935 – 2022

КЛАД

Прах встаёт вдали

А. Фет

Все, что было, – прахом сплыло,

Никаких примет.

Где, скажи, твоя могила,

Афанасий Фет?

В дни, когда в кровавой злобе

Шёл на брата брат,

Не в стихах, а в тленном гробе

Твой искали клад...

Край поэта сердцу дорог,

Я стою, притих:

В этих рощах, в этих долах

Твой написан стих:

«Я пришёл к тебе с приветом...»

Так прими поклон

С отягчённых белым светом

Четырёх сторон.

Может, буду я услышан.

Замирая, жду...

Оцветь розовая вишен

Как туман в саду.

...Может, мы еще отмолим

Грешный край земли.

Вон, как облако над полем,

Прах встаёт вдали.

Орёл

Виктор Дронников

1940 - 2008

Николай Гумилёв

Рота, стройся! Рота, целься!

Эй, конвойный, не зевай!

Убегает вдаль по рельсам

Заблудившийся трамвай.

Ни кондукторов, ни штрафов…

По дороге в никуда

Для изысканных жирафов –

Безбилетная езда…

Вечный путь конкистадоров:

Дело сделал и – адью!

Из тюремных коридоров

На Харонову ладью,

Что давным-давно готова

К переправе в лучший мир.

Пропустите Гумилёва!

Он – почётный пассажир…

Покорителю Сахары

Машут с берега реки

Куны, гашеки, гайдары

И латышские стрелки…

Комиссар пригладит пейсы,

Даст команду: «Заряжай!»

Убегает вдаль по рельсам

Заблудившийся трамвай

Из тюремных коридоров,

Сквозь языческую муть…

Страшен путь конкистадоров –

Вековечный русский путь…

Москва

Андрей Широглазов

ПИСЬМО В 21-Й ГОД

Николаю Гумилёву

Оставь по эту сторону земли

Посмертный суд и приговор неправый.

Тебя стократ корнями оплели

Жестокой родины забывчивые травы.

Из той земли, которой больше нет,

Которая с одной собой боролась,

Из омута российских смут и бед –

Я различаю твой спокойный голос.

Мне время – полночь – чётко бьёт в висок.

Да, конквистадор! Да, упрямый зодчий!

В твоей России больше нету строк –

Но есть язык свинцовых многоточий.

Тебе ль не знать?

Так научи меня

В отчаяньи последней баррикады,

Когда уже хрипят:

– Огня, огня! –

Понять, простить – но не принять пощады!

И пусть обрядно кружится трава –

Она привыкла, ей труда немного.

Но, может, мне тогда придут слова,

С которыми я стану перед Богом.

Москва

Ирина Ратушинская

1954 − 2017

ПОСЛЕДНИЕ ДНИ БЛОКА

Ни в Париж, ни в Хельсинки, ни в Ниццу,
Ни в иной, но не голодный край,
Не пустили Блока за границу,
Словно бы сказали: «Помирай…»

Кто-то в чёрной кожаной фуражке
Выстрелил, как из нагана, «нет»…
И остался в доме возле Пряжки
Тихо умирающий поэт.

Проплывали пред усталым взглядом
Снежный вихрь и медный взлёт царя…
Над Невой, над соловьиным садом
Занималась красная заря.

А в деревнях бабы голосили,
Крест рубили, сын стрелял в отца…
И не знала нищая Россия
О кончине своего певца.

Санкт-Петербург

Анатолий Краснов

1932 – 2021

* * *

Дождь косой, ослепши, падал с неба,

Шёл в июнь черёмуховым снегом,

И пацан босой по лужам шлёпал,

Слушая, о чём шумели клёны.

Клёны говорили – он не верил.

Клёны уверяли – он смеялся.

Потому что день был спел и светел.

Снег был бел и небо было ясно.

Было ясно: будет всё красиво,

Как сирень, умытая июнем,

Как подсолнух Солнца над Россией,

Как его безудержная юность.

Шёл с душой пацан и не боялся.

Клёны говорили – он смеялся.

Клёны уверяли – он не верил –

Про петлю в каком-то «Англетере».

Новокузнецк

Руслан Сидоров

1968 – 2013

Есенин

С модной тростью,

В смокинге цивильном,

Он ходил,

Шокируя цилиндром

Революционную Москву:

Барду,

Избалованному славой,

Нравилось

Мальчишеской забавой

Волновать неверную молву.

А ночами

Мастером суровым,

Раздвигая

Зрение над словом,

Он вгрызался в недра языка.

Каторжна

Была его работа.

Но светлы

Мгновения полёта

Над рябым листом черновика.

…Снова

Неожиданным ознобом

Он идёт

По сумрачным сугробам

Сквозь колонны скорби и любви,

Чтобы снова вспыхнуть,

Как легенда,

Воплотившись

В бронзу монумента,

В храм нерукотворный на крови.

Грустный,

Словно музыка из сада,

Нежный,

Словно лепет звездопада,

Вечный, словно солнечный восход,

Кто же ОН,

Как не сама ПРИРОДА, –

Юноша,

Пришедший из народа

И ушедший песнею в народ?!

Москва

Юрий Паркаев

(1941–2013)

ПАМЯТИ ПОЭТА

И пускай я на рыхлую выбель

Упаду и зароюсь в снегу…

Всё же песню отмщенья за гибель

Пропоют мне на том берегу.

Сергей Есенин

Улеглась в гостинице гульба,

Жёлтый мрак качался в коридоре.

Как смогла ты,

Подлая труба,

Удержать такое наше горе?!

Не вино сдавило вдруг виски,

Не метель,

Что выла, словно сука, –

Это пальцы подлостей людских

Прямо к горлу подступили туго.

Спал подлец,

Напившись в кабаке,

Над поэтом зло набалагурясь…

Смертный миг…

Лёд треснул на Оке…

Только мать на всей Руси проснулась…

Что же ей почудилось тогда?

Может быть,

Взаправду увидала,

Как с небес

Горючая звезда

На крыльцо морозное упала.

И зажгла зарю в селе звезда.

Мать у русской печки суетилась.

По снегам глубоким,

Как беда,

Весть на санках к дому подкатилась.

Рухнул месяц с голубых высот.

И берёзы

В дымной круговерти,

Словно петлю,

Рвали горизонт

И стонали голосом бессмертья.

Челябинск

Вячеслав Богданов

1937 - 1975

СЕРГЕЙ ЕСЕНИН

Не о том ли всю ночь,

Безутешен,

Бьётся ветер

И плачет навзрыд,

Что Есенин убит и повешен.

И повешенным в землю зарыт.

Сатанинские тёмные силы,

Превращая в пустыню страну,

Знали:

В лучшем поэте России

Убивают Россию саму!

Стал для русского

В счастье и в горе

Всех дороже

Мятежный певец.

До сих пор

У России на горле

От петли

Не проходит

Рубец!

Пермь

Анатолий Гребнев

1941 – 2021

ДОРОГА В КОНСТАНТИНОВО

Трава, тяжёлая от пыли.

Ночь в проводах жужжит, как шмель.

…А ведь Есенина убили,

Не вызвав даже на дуэль.

За красоту, за синь во взгляде!

Так рвут цветы, так жнут траву.

Его убили в Ленинграде,

Где я родился и живу.

И, чтоб не мыслить о потере,

Снесли тот дом, где он… затих.

Но и в фальшивом «Англетере»

Витают боль его и стих.

Вчера, сложив печаль в котомку

И посох взяв опоры для,

Я вышел в призрачных потёмках,

Тайком из города – в поля,

Туда – в зелёное… Где птицы…

Где нам глаза его цвели…

За убиенного в столице

Просить пощады у Земли…

Санкт-Петербург

Глеб Горбовский

1931 – 2019

* * *

Цветы мне говорят: «Прощай!..»

Сергей Есенин

Это только кажется,

Что травы

Говорят прощальные слова!..

Ты стоишь,

Весёлый и кудрявый,

Выпуская май из рукава.

А в ногах – не золото,

Не жемчуг,

А луга, да неба синева,

И роса…

И губы сами шепчут

Вещие бессмертные слова.

А над полем золотится вечер,

Льётся звон в вечерней тишине…

Это Русь идёт к тебе навстречу

В материнском старом шушуне.

Ты глядишь

Влюблённый из влюблённых,

На её бесхитростный наряд,

И луга в ромашковых коронах

Не «прощай»,

А «здравствуй!» – говорят.

Москва

Юрий Паркаев

(1941–2013)

На Родине Есенина

Ещё не поросли тропинки,

Что слышали твои шаги.

И материнскою косынкой

Ещё пестрят березняки.

И говор леса, говор дола,

И говор горлинок в лесах

Зовут тебя к родному дому,

Счастливого или в слезах.

Им всё равно, каким бы ни был, –

Найдут и ласку и привет.

По вечерам играет рыба

И бабочки летят на свет.

И розовеющие кони

В закатном отсвете храпят.

И в голубых туманах тонет

Пугливый голос жеребят.

Всё ждёт тебя.

Всё ждёт, не веря,

Что за тобой уж столько лет

Как наглухо закрыты двери

На этот самый белый свет.

Ты нам оставил столько сини!

А сам ушёл, как под грозой,

Оставшись

На лице России

Невысыхающей слезой.

Москва

Владимир Фирсов

1937 - 2011

Вокруг Есенина

Чёрный человек!

Ты прескверный гость…

С. Есенин

Гнались, как стая на Парнас,

за ним жабо, манишки, фраки,

хотя не стоили подчас

хвоста качаловской собаки.

Пророки будущих голгоф

(а ты – дурак, Иван-царевич!),

копил враньё Мариенгоф,

жужжал над ухом Шершеневич.

Лицом к лицу – не разобрать:

кто – друг,

кто – враг,

кто – просто денди,

а их была большая рать,

желавших прозвенеть в легенде…

Дымит на Чёрной речке снег,

бьёт молния в горах навылет.

Найдётся чёрный человек –

и петлю для тебя

намылет!..

Барнаул

Геннадий Панов

1942 - 1992

Поклон Есенину

Говорили: – Помилуй,

Не велено

Будоражить могилу

Есенина!

Говорили,

А правда горючая –

На могиле

Берёзка плакучая…

Он при жизни в отмашку –

Плевать ему! –

Одевался в рубашку,

Эх, тятину,

Обувал лапотки

Да подвязывал,

Обдувал кулаки

Да показывал.

Колесил на кругу,

Пил зелёную,

Затевал он байгу

Забубённую.

Стены розами млели

И лаками,

А гармоники пели

И плакали.

Походила избушка

На курицу,

Выходила старушка

На улицу.

– Где ты, где ты,

Дорожка-дороженька?

Воротился бы к лету

Серёженька…

В придорожной пыли

За кюветами

Его песни легли

Недопетыми.

Полегли там и тут,

Стонут в замяти,

Его кудри плывут

В нашей памяти…

Кони фыркали, цокали,

Рыскали.

Вороные далёко ли,

Близко ли?

Через лог, через два,

Морда вспенена –

Так летела молва

Про Есенина.

И в рассветном дыму,

У дороженьки,

Поклонюсь я ему

Низко в ноженьки…

Барнаул

Леонид Мерзликин

1935 - 1995

ЕСЕНИН

Купил цилиндр, взял в руки тростку,
И всё ж остался, кем и был,
Поскольку русскую берёзку
Нежней, чем женщину, любил.

Не над рязанскою ль избою
Шумел вороний чёрный грай?
Никто, никто с такою болью
Так не оплакал милый край.

Что слава нам его хмельная?
Буянил, зная наперёд,
Что всё простит земля родная,
Что только Родина поймёт…

г. Тосно
Ленинградская область

Николай Рачков

Иван Приблудный

Поэт Иван Приблудный,

Вполне ноздрёвский тип,

В той жизни баламутной

К Есенину прилип.

В карманах вечно пусто.

Простецкий до тоски,

Он брал у златоуста

То галстук, то носки.

Не то чтобы обкрадывал,

А так, бродил за ним,

Выклянчивал – оправдывал

Свой яркий псевдоним.

И, звонкой славой грея

Себя что было сил,

Он под крылом Сергея

Легко свою растил.

...За всех крестьян заступница,

За Русь святую тож,

Ушла лихая купница

Под самый красный нож.

А вслед и он – могутный,

Упрямый и прямой,

Встал пред ЧК Приблудный

Как лист перед травой.

Встал свежим и побритым

В той комнате чужой,

Куда ведь конь с копытом –

Туда и рак с клешнёй.

И никого не сдал он,

И с этой высоты

Закапал кровью алой

Допросные листы.

И надо поклониться

Из наших дней ему,

Ведь мелкое простится

Апостолу сему.

Московская область

1953 - 2005

МАЯКОВСКИЙ

Крутой закваски человек,

он грозно топал первопутком.

Но, как железный дровосек,

всю жизнь мечтал о сердце чутком.

И в громе планов и побед

писал со смертною тоскою:

«... но если вправду Бога нет,

то что же там, внутри, такое?...»

Страна вставала на дыбы,

шли в бой поэты и герои.

И строчки рвались из строфы,

как тигры, чуя запах крови.

И смерть звала, и пела жизнь,

и всё качнулось в миг отчёта:

и коммунизм, и футуризм,

стихи и женщина на фото.

И лишь, один на белый свет,

повелевающий сердцами,

Тот, про кого сказали «нет»,

смотрел печальными глазами,

как умудрённый человек,

узревший правду между строчек:

– Входи, железный дровосек,

я дам тебе, чего ты хочешь...

Самара

Евгений Чепурных

Стихи о Николае Клюеве

От Вытегры до Шуи

Он избраздил весь край

И выбрал кличку – Клюев,

Смиренный Миколай.

С.Есенин

Хотим иль нет, а где-то вьётся нить:

Звенит струя незримого колодца!

Мы так его стараемся забыть –

И всё-таки забыть не удаётся.

Где скрылся он – тот огнепалый стих?

Он где-то в нас – под нашей тайной клетью.

Знать, так живуч смиренный тот жених –

Сей Аввакум двадцатого столетья!

Он сам себе был жертва и судья.

Он крепко спит – крамольник из Олонца.

Но этот крин, та звонкая струя

Из тех лесов, где столько тьмы и солнца!

Из тех пещер, от тех пустынных дюн,

От тех былин полунощного взморья!..

И сам он лёг – замшелый, как валун,

У колеи железного Егорья.

Он сам себя швырнул под ту пяту,

Из-под которой – дым, и прах, и пламя.

Зачем же мы всё помним ярость ту

И не простим той гибели с мощами?

Давным-давно простили мы таких,

Кому сам Бог не выдал бы прощенья.

А этот старец! Этот жалкий мних!

Зачем в него летят ещё каменья?

Давно с землёй смешалась та кутья,

Давно истлел тот скрытник от Олонца.

Но этот крин, та звонкая струя,

Где столько трав и северного солнца!

Теперь бы здесь да белый голубец,

Зелёный клён да ковшик из бересты.

Сюда бы шли и старец, и юнец,

И грозный страж, и милые невесты.

Пускай придут – и вспомнить, и почтить,

И зачерпнуть из древлего колодца…

Мы так его стараемся забыть –

И всё-таки забыть не удаётся.

Москва

Николай Тряпкин

1918 - 1999

Николаю Клюеву

Сын великих озёр и лесов,

Града Китежа огненный ус,

Задыхаясь от варварских слов,

Окликал уходящую Русь.

Да не слушали люди тебя,

Непомерный тянули свой воз,

И стонала родная земля,

Как на дыбе, на скрипах колес.

И пошёл ты к ним ради Христа,

С перемётною нищей сумой,

И оставил родные места,

Путь закончил Нарымом-тюрьмой.

Пролетарские дети скорбят,

Прозевавши апостольский стих.

Но и нынче с креста ты не снят,

Неизвестен, непонят и тих.

Знай, что Русь не умолкла навек,

Видишь, дым с олонецких полей…

Просыпается человек –

Утро вечера мудреней!

Пермь

Игорь Тюленев

Кустодиев

Холмистые дали, лугов благодать,

Отроги и ёлки;

И матово блещет широкая гладь

Раскинутой Волги;

И маленькой церкви белеющий шпиц

Над рощею дальней;

И голые спины дебелых девиц

Под жёлтой купальней…

Провинция, лето; ларьки у воды

Скромны, неказисты;

Трактиры, извозчики, куры, сады,

Купцы, гимназисты;

И голуби реют, поднявшись со стен,

Над площадью куцей…

Россия – вне войн, тупиков, перемен,

Разрух, революций;

В натоплённой горнице светлой, со сна –

Свежа, белокожа –

Красавицей рослою смотрит она

С атласного ложа;

Рассветною рощей у дальней межи

Маячит белесо;

Тропинкою вьётся в лоснящейся ржи –

От леса до леса…

Пётр Катин

Павлу Васильеву

Годы перемелются –

Звёзды не погаснут.

Ветряная мельница

Станет клёном красным.

Я женюсь на осени,

Выйду за бедою,

Под ноги мне бросится

Поле золотое.

Как узнать, что вывели

Песнь к скале отвесной?!

Не страшусь я гибели –

Повенчаюсь с песней.

Ой, тропа обратная,

Жёлтая сурепка,

К осени прохладной

Привязался крепко.

Разливными вязами

Да судьбой особой

С ней мы крепко связаны –

Разорвать попробуй.

Оттого так верится,

До слезы, до стона,

Этой старой мельнице,

Молодому клёну.

Борис Примеров

1938–1995

Памяти поэта Павла Васильева,

погибшего в тридцатые годы

Никто не знает твой последний кров.

И те, кто хлеб разламывал с тобою,

давно легли в один казённый ров

и без имён пропали под землёю.

Они молчат… Оттуда никогда

не доскрестись до света им ногтями!

И нет нигде ни камня, ни креста

и ни звезды

над этими костями.

Через буран, где не втыкали вех,

меж белых гор невиданного края,

куда ты шёл, как миллионы тех,

по ком вздохнула ямина сырая?

Конвой был зорок.

А за толщей вёрст,

в столичной славе нежась, как в поруке,

твои собратья, накропав донос,

спокойно

от чернил отмыли руки…

Талант всегда кому-то поперёк!

Но той же чашей подлости и злобы

сама судьба, свершившая виток,

не обнесла их чёрные утробы!

В противоборстве истины и тьмы –

кому презреньем, а кому прикладом –

им воздалось!..

Но всё ли знаем мы

о временах, ещё смердящих ядом?..

Без глубины, без правды о былом,

без памяти, хотя бы даже страшной,

народа нет –

есть только скорбь о нём,

а ты для нас

не только день вчерашний!..

Настал твой час. Рассеялся туман

и уплыла таинственно и кротко

куда-то в Ледовитый океан

в комках шуги

твоя косоворотка.

Москва

Николай Колмогоров

1948 – 1998

ПРИШВИН

Думал я:
Соглядатай природы,
Специальный свидетель того,
Как живут луговые народы,
Как рождаются светлые воды,
Был избавлен судьбой от свободы
Не жалеть живота своего
За всеобщее нищее счастье –
В общем деле ничтожно участье
Кропотливой работы пера –
Что он выдал за жизнь «на-гора»?

Закатились кровавые годы...
Я гляжу на него сквозь года:
Он не раб,
Он – осколок свободы,
Сам – явленье, как светлые воды!
Соглядатай? Глашатай природы!
Он душой не кривил никогда,
Сочиняя не косо и криво,
Но прекрасно, светло, кропотливо,
Был он сам словно зрелая нива...
Ну, а слава –
Труха, ерунда...

Новосибирск

Александр Плитченко

1943 - 1997

Читая Бунина

Вячеславу Клыкову

Читаю Бунина. Смеркается.

Но даль ещё освещена.

И птица медленно, как странница,

Летит, на весь простор одна.

Как трудно жить парящей птицею

В сожжённой злобою стране.

Сижу над бунинской страницею

В каком-то странном полусне.

Нет близкого и нет далёкого.

Есть восходящий лунный круг.

От одиночества высокого

Мне перехватывает дух.

Его душа была олунена –

Не разрыдаться, не вздохнуть…

В терновом странничестве Бунина

Мерещится мне русский путь.

Орёл

Виктор Дронников

1940 - 2008

* * *

Памяти Алексея Фатьянова

Пусть былое ворвётся в беседы...

Хоть оно порастает быльём,

Каждый год накануне Победы

Мы солдатские песни поём.

Не случайно совсем, не впервые,

До поры отложивши дела,

Соберутся твои рядовые

У накрытого другом стола.

Снова песню военную грянув,

Словно новый возьмут перевал...

Тут и выйдет Алёша Фатьянов –

Запевала из всех запевал.

Не его ли в глухом чернолесье

Надрывались всю ночь соловьи?

Не его ли широкие песни

Были самые наши,

Свои?

Меж солдат уживались бывалых,

Пробирались по топям болот,

Согревали на кратких привалах,

Шли в рядах марширующих рот...

Ничего, что сегодня мы седы,

Мы упрямо стоим на своём:

Каждый год, накануне Победы,

Те

Прекрасные песни

Поём.

Москва

Николай Старшинов

1924 - 1998

ПАМЯТИ НИКОЛАЯ АНЦИФЕРОВА

Как внук голодных,

нищих

и забитых

(у нас сегодня кое-кем забытых)

ты, верно, не любил искусство сытых,

живя в воспоминаниях своих.

И был биологически различным

с тем шустрым стилем

полузаграничным

твой простоватый,

но весомый стих.

Как сын и брат

пехоты русской серой,

когда земля, как ад,

дышала серой,

от жизни получивший полной мерой,

ты всё же никогда не унывал.

Ты продал душу

им, чертям

чумазым:

шахтёрам

и шофёрам, гнавшим МАЗы,

механикам ремонтной автобазы,

которых ты любил и понимал.

Ты принимал

российских тех поэтов,

не раз глядевших

в дуло пистолета,

которые в прозрении своём

вносили в круг

дворянского семейства

тот свежий

и крамольный дух

плебейства,

что мы сейчас народностью зовём.

Они сошли с парнасской высоты

и обрели народное признанье

в тот миг,

когда сознанье красоты

соединили с чувством состраданья.

…Пред вечностью не суетился ты.

Пусть имена иные

смоет Лета,

но вижу я:

народ несёт цветы

к могиле Неизвестного поэта.

Москва

1935 – 2022

* * *

Рябина от ягод пунцова.

Подлесок ветрами продут.

На родине Коли Рубцова

Дожди затяжные идут.

В такую ненастную пору

Не шумной толпой, а вдвоём

Пройти бы к сосновому бору

Прекрасным и грустным жнивьём.

Следить – а куда торопиться? –

Отчаянный гон облаков.

Земле поклониться,

Напиться

Из тихих её родников.

Забраться в осинник,

Послушать,

Что шепчут друг другу листы.

И думать: а наши-то души,

Как прежде, по-детски чисты?..

И так, ни о чём не печалясь,

Вдвоём постоять над рекой...

Мы часто случайно встречались,

И всё в толчее городской.

Летели, летели недели,

Да что там недели – года...

Не раз в ЦДЛе сидели,

А вот у реки – никогда...

Бесчинствует ветер несносный.

Продрогнув с макушки до пят,

Гудят корабельные сосны,

Как мачты под бурей, скрипят,

И тучи нависли свинцово,

Погожей погоды не жди...

На родине Коли Рубцова

Идут затяжные дожди.

Москва

Николай Старшинов

1924 - 1998

* * *

Отзовётся острой болью слово,

Что болело в жизни о живом.

Для меня поэзия Рубцова –

Будто что-то обо мне самом.

И ничто не выразит иначе,

Чем полёт рубцовских журавлей,

Почему смеёмся мы и плачем,

И не можем без земли своей.

И опять открою тонкий томик…

И покажется в ночной тиши,

Что засветит ясно из потёмок

Русский огонёк его души.

Ростов-на-Дону

Виктор Петров

Памяти Николая Рубцова

...А мороз под Крещенье и в Вологде тоже – мороз,

как на родине детства, в Архангельской области, в Емце.

Он прохожих целует в пунцовые щёки взасос,

на балконах сцепляет бельё – простыню с полотенцем.

Он рисует узоры на мутном оконном стекле

неуютной квартиры, где груду бумажного хлама

в дальнем тёмном углу да бутылку вина на столе

освещает луна сквозь ни разу не мытую раму.

Человек у стола тянет руку к посудине... и,

опрокинув стакан, чистит хвост заржавевшей селёдки...

Пей, Рубцов, свой портвейн! Георгины замёрзли твои,

и на жёлтой мели догнила твоя старая лодка.

Пролетели твои самолёты, прошли поезда,

и телеги твои, как ты сам говорил, проскрипели.

Не горит, а мерцает полей твоих зимних звезда,

в перелесках ветра твою душу заочно отпели.

Пей, Рубцов, свой портвейн! Места в жизни тебе уже нет,

во всей Вологде нет завалящей тебя человека...

У подъезда напишут, что жил здесь великий поэт,

четверть века спустя. Да, какую-то там четверть века.

Издадут мемуары – да, да! И (тебе невдомёк)

в городке древнерусском твою установят скульптуру...

А пока что на твой, неуютный такой, огонёк

если кто забредёт, так уж точно – по пьяни иль сдуру.

Пей, Рубцов, свой портвейн! Скоро будешь не здесь, а в раю

с серафимами пить совершенно другие напитки.

Скоро примет Господь покаянную душу твою

и пошлёт её в рай – за земные страданья и пытки.

Скоро в дверь постучат. Ты откроешь единственной – той,

за плечами которой архангел погибели реет...

Минет несколько дней... И останется Русь сиротой.

Как она без тебя – непутёвого – осиротеет!

Скорбно сгорбятся избы любимых тобой деревень,

станут ниже кресты на заснеженных русских погостах.

Пронесётся над ними души твоей лёгкая тень,

ты простишься с Россией без крика – трагично и просто.

...Кто стучит в дверь поэта морозной январской порой? –

по-хозяйски стучит, а не скромно и благоговейно?

То судьба, Николай... Это – смерть твоя. Встань и открой,

и налей ей в стакан, просто – вылей остатки портвейна...

Архангельск

Александр Росков

1954 - 2011

Воробей в стужу

А гляди, не становится вредным

Оттого, что так трудно ему…

Н.Рубцов

Когда страна в строительном угаре

Звала из дома вширь, вперёд и ввысь,

Кому ни лень – все старое ругали

И новшеством ещё не обожглись,

Когда с трибун, в речах и бодрых песнях

Звучал призыв, всё бросив, ехать вдаль,

И оставалась в разорённых весях

Забитых окон тихая печаль,

Когда Отчизна, став большим вокзалом,

Плыла, бежала, ехала и шла,

Стальных ножей бульдозерное жало

Грозило жизни каждого села,

Ты просто жил. Вокруг метались тени.

Искал свой дом, участия, тепла,

И в мире лжи, невзгод и потрясений

Чиста душа осталась и светла.

Ты славно пел. Грустила твоя муза

Под шелест листьев, крики журавлей.

И ради счастья вашего союза

Сияли звёзды ярче и светлей.

И в этом мире – пасмурном и бедном,

Среди осин, глухих лугов, дождей,

Ты сам не стал отъявленным и вредным,

Как не замёрзший в стужу воробей.

Иван Тетерников

ПАМЯТИ НИКОЛАЯ РУБЦОВА

За окнами мечется вьюга,
Дрожит предрассветная мгла.
Душа одинокого друга
Такой же бездомной была.
И мне потому – не иначе –
Всё кажется, если темно,
Что кто-то под тополем плачет
И кто-то скребётся в окно.
Не раз ведь походкою зыбкой,
То весел, то слаб и уныл,
Он с тихой и тайной улыбкой
Из вьюги ко мне приходил.
В тепле отогревшись немножко,
Почти не ругая житьё,
Метельные песни её
Играл на разбитой гармошке.
Гудела и выла округа,
Но он вылезал из угла,
И снова холодная вьюга
Его за порогом ждала.
И он уходил тихомолком,
Как будто суля наперёд,
Что будет разлука недолгой –
Он с новою вьюгой придёт.
…Но нет больше бедного друга,
Нет больше ни силы, ни сна.
Одна только чёрная вьюга,
Осталась лишь вьюга одна.

Вологда

Виктор Коротаев

1939 - 1997

ПАМЯТИ РУБЦОВА

Поэт надевает пальто
и тихо уходит из дома,
где всё абсолютно знакомо
и всё абсолютно не то.
Он чёлку сметает со лба
и сам понимает едва ли –
в какие нелепые дали
ведёт его злая судьба...

Как страшно кричат поезда...
Наверное, это к поминкам.
Поэт разбивает ботинком
осколки январского льда.
Он слишком устал от тоски,
чтоб вытравить эту усталость...
И всё, что поэту осталось –
пинать ледяные куски.

Заполненный рифмами мозг
колотится бешено в темя,
и медленно капает время,
как в блюдечко капает воск.
Дома исчезают во мгле,
хрустит под ногами дорога...
Поэту осталось немного
скитаться по этой земле.

Москва

Андрей Широглазов

ПАМЯТИ

Н. Рубцова и А. Передреева

Мои друзья, вы вовремя ушли

От нищеты, разрухи и позора,

Вы стали горстью матери-земли,

Но упаслись объятий мародёра.

Я всех грешней. Есть наказанье мне:

В своей стране живу как иностранец,

Гляжу, как воцаряется в Кремле

Очередной законный самозванец.

Какая неожиданная грусть –

На склоне дней подсчитывать утраты

И понимать, как распинают Русь

Моих времён иуды и пилаты.

Москва

Станислав Куняев

* * *

Памяти Николая Рубцова

Он хотел-умел лишь это:

Складно мыслить, быть поэтом!

Но издатели глухи,

Худо слышали стихи.

Он хотел совсем немного:

По России даль-дорогу,

И в конце дороги той

Хоть какой-нибудь постой,

С неостывшею лежанкой,

С бабкой, на слово не жадной,

Что дождливым вечерком

Угостила б и чайком.

…Попадались чаще фили,

Что немного говорили,

Но ночлежник и про них

Сочинил душевный стих.

Жил, пия-поя, как птица!

Мог за клюквой наклониться.

Сколь приманки ни мелки,

Стал клевать… – попал в силки!

Ветер выл, метель металась,

Дверь с петель сорвать пыталась

(Этим вьюгам и ветрам

Он роднее был, чем нам?)

Удалось: открылась фортка!

…Он лежал по-птичьи кротко:

На полу. Ничком. Молчком.

Под двукрылым пиджачком…

Вологда

Ольга Фокина

1937–2023

* * *

В клуб не придёт Ярослав Смеляков,
Вечная вышла ему отлучка,
Только звёздочки над стихом
Взошли, как лагерная колючка.

Десять лет он в бараке мёрз,
Двадцать лет согревался водкой.
Чёрные скулы, орлиный нос
Долу язык повисает плёткой.

Око ищет – кого стегануть.
Хамство плебея и холод вельможи
Поочерёдно корчили рожи,
Силясь прикрыть беззащитную суть.

Славил заводы, парады, планы,
Бил в пионерские барабаны,
Утром премией утешался,
Вдруг затравленно озирался.

Шёл, на пальто нацепив медаль.
Кажется, в Рим опоздал на судно.
Тускло процеживал вечную даль,
Думал тайком, одиноко, трудно,

Одолевая слабость и злость.
Гений корил и душа огрызалась.
Кинули к старости жирную кость,
Но опоздали – зубов не осталось.

Игорь-князь между двух берёз,
А Ярослав – как струна со стоном –
Между свободою и законом
Ночью сердце разорвалось.

И приняла его стылая твердь,
Наших падений и взлётов основа.
Тяжкая жизнь и лёгкая смерть,
Время, раба твоего – Смелякова!

Москва

Игорь Шкляревский

1938 – 2021

В.М. ШУКШИНУ

В Москве на съёмках, в павильоне,

в киношном мире, как в бульоне,

средь лицедеев – новичок –

варился этот мужичок.

Среди красавцев и красавиц,

как меж волков – летящий заяц,

забавный – ухо на плече,

улыбка – песня при свече.

Так, в сапожонках на резине,

на совести – не на бензине,

пешком, тишком, в венце двух лир

Шукшин ворвался в этот мир!

И с этих пор мерцает зыбко

его сиротская улыбка

с экрана Памяти, из книг…

Он в нашу боль живую вник.

Санкт-Петербург

Глеб Горбовский

1931 – 2019

Василий Шукшин

Склевали калину последние птицы,

И нет ни души за окошком пустым.

Когда затухали на небе зарницы,

Василий Макарыч ушёл из больницы

В осеннюю, волглую, тёмную стынь.

Душа кровоточила, не утихала

От колких издёвок, казённых обид.

А тело болело, душа усыхала.

Родная калина его услыхала

И кинулась в окна душе пособить.

Но было пустынно в промозглой палате,

Как будто среди оголённых вершин.

Ушёл он от боли – в больничном халате,

И вот уже в смертном обыденном платье

Уходит из жизни Василий Шукшин.

Молчали берёзы, дрожали осины,

Когда побелело души полотно…

Последние комья раздробленной глины,

Как будто бы гроздья разъятой калины,

Скатились в могилу на стылое дно.

Холмы с плоскогорьями горбили спины,

А люди на кладбище горестно шли.

И чувствовал каждый, как с крошками глины

Багряные ягоды спелой калины

Упали на сердце и сердце прожгли.

1975

Иркутск

* * *

Сибирь – в осеннем золоте,

В Москве – шум шин…

В Москве, в Сибири, в Вологде

Дрожит и рвётся в проводе:

«Шукшин… Шукшин…»

Под всхлипы трубки брошенной

Теряю твердь.

Да как она, да что ж она

Ослепла, смерть?

Что долго вкруг да около

Кружила – врёт!

Взяла такого сокола,

Сразила влёт!

(Достала тайным ножиком,

Как те – в кино,

Где жил и умер тоже он

Не так давно…)

Ему – ничто, припавшему

К теплу земли,

Но что же мы, но как же мы

Не сберегли?

Свидетели и зрители,

Нас сотни сот! –

Не думали, не видели,

На что идёт,

Взваливший наши тяжести

На свой хребет…

Поклажистый?

Поклажистей

Другого

Нет.

Вологда

Ольга Фокина

1937–2023

АЛТАЙСКАЯ ОСЕНЬ

Стучит Алтая каменное сердце,

Звенит щемящей болью тишина.

Кричит журавль на небосводе сером,

Зовёт из тёмных далей Шукшина.

Янтарным светом осеняет осень

Пространство мира и провалы сна.

У неба осень дней погожих просит

И возвращенья в Сростки – Шукшина.

Но в спящих Сростках

чёрный ветер дует,

С горы Пикет срывается луна.

В родном краю на берегах Катуни

Шальные ветры ищут Шукшина.

Идут дожди в краю необозримом,

Печаль застыла посреди окна…

В лесу горит калина нестерпимо

Над бугорком, где нету Шукшина.

Иркутск

ПАМЯТИ В. ВЫСОЦКОГО

В полярном порту, где грохочут лебёдки,

Где сызмалу – все моряки,

Я надпись увидел «Владимир Высоцкий»

Белилами от руки.

Я номер не помню того тихохода –

Буксир был, как зек, безымян,

Но нынче весь порт его кличет «Володей»,

А там капитаном Иван.

Припев:

Россия, мы все твои дети,
Прикажешь – готовы на смерть,
Но доли страшней нет на свете –
От имени Родины петь.
Над городом ночью ни звука,
Но гулом полна голова.
Какая смертельная мука –
Искать и чеканить слова.

Я рад, что не лайнер-бездельник

Нёс имя его на борту,

А чёрный, как злой понедельник,

Буксир-работяга в порту.

«Владимир Высоцкий» идёт меж торосов,

надорванным басом кричит.

И, надпись читая, бледнеют матросы

И шапки снимают бичи.

Припев:

Россия, мы все твои дети,
Готовы на труд и на смерть,
Но доли страшней нет на свете –
От имени Родины петь.
Когда над страною ни звука
И кругом идёт голова,
Какая смертельная мука –
Подсказывать людям слова.

В полярном порту, где грохочут лебёдки,

Где сызмалу – все моряки,

Я надпись увидел «Владимир Высоцкий»

Белилами от руки.

Он шёл, как судья, как хозяин,

Среди иностранных бортов.

Его рулевой, крепко в палубу впаян,

Стоял, как инспектор Жеглов.

1981

Санкт-Петербург

Борис Алмазов

СЫН РОССИИ

Снова луг, да лес, да поле. Снова

Вдаль уходит Волга, как судьба.

Домик Соколова-Микитова,

Рубленная русская изба.

И опять с доски мемориальной,

С тёмных лип, с речных прозрачных вод

На тебя и памятью печальной,

И самим бессмертием пахнёт.

Был во всей округе этой дивной

Ни зверью, ни птахам не чужой

Человек с большой, несуетливой,

Родниково-чистою душой.

Как он слышал жизненные токи

В каждой норке, гнёздышке, дупле,

Зная все берёзки и сосёнки

До морщинки малой на стволе.

В этом царстве солнечного света,

Буйных трав, могучих шумных крон

Каждая тропинка им воспета,

Каждый лучик им запечатлён.

Но когда на омуты и плёсы

Долго он смотрел по вечерам,

Светлые мучительные слёзы

Медленно катились по щекам.

И такою болью сердце ныло!

Гасла трубка, падала в траву.

Всё, что пережил он, всё, что было,

Возникало вновь, как наяву.

И смотрел он ясно и устало

На событья, лица, времена.

Сладких чаш пригублено немало,

Горькую – давно испил до дна.

На винтах взлетал, стоял на трапах,

Вдаль глядел, на посох опершись.

Всё прошёл. На цвет, на звук, на запах

И на тяжесть ведал эту жизнь.

Но в какой разлуке б ни томился

И какой бы шторм его ни мял,

Совестью своей не поступился,

Золота души не разменял.

Был упрям, и резок, и доверчив,

Улыбался, хмурился, тужил.

Но сердечным звуком русской речи

Никогда лукавству не служил.

Силу знал и знал бессилье слова

В радости и горести земной.

В прозе Соколова-Микитова

Ясный свет поэзии самой.

И не зря, оставив шум московский,

Думами тревожными томим,

Так любил надорванный Твардовский

Посидеть у Волги рядом с ним.

Чтобы ветром солнечным прогреться,

Горизонт увидеть, облака.

Чтоб ухой рыбацкою обжечься,

Чтобы прикурить от костерка.

Чтобы, сняв журнальные оковы,

Пусть всего лишь на день, не на век,

Вдруг сказать: «Да знаете, какой вы

У России светлый человек!»

Москва

Игорь Ляпин

1941 - 2005

РЕКВИЕМ ВАЛЕНТИНУ ПИКУЛЮ

Сердце сжал раскалённый тяжёлый туман.

Не помогут уже ни любовь, ни бесстрашье.

И ушёл без него новых дней караван,

а моряк ошвартован навек – во вчерашнем.

Жизнь его – как единождный рейс штормовой,

где один лишь Господь-Вседержитель –

Работа,

по законам победы над слабым собой,

по заветным уставам российского флота.

…Был в блокаде, в семнадцать – закончил войну,

не мальчишкой – мужчиной, огонь повидавшим.

И того бы хватило на жизнь не одну.

Ведь хватило – за Родину доблестно павшим.

Ну а он продолжал этот рейс штормовой,

и замена нашлась океанским невзгодам:

всероссийская мука, нужда, градобой –

до конца, до последнего дня, до ухода.

От Балтийских валов – до Курильской гряды,

от полуночных вод – до руин Сталинграда

он прошёл – и дорогами флотской страды,

и земными путями средь пыли и смрада.

Ради этого стоило каторжно жить

и, терпя, не стонать, не валяться недужно…

Недруг – реквием думал России сложить,

он ей – оду сложил, сослужил свою службу.

Он остался, упав под тяжёлый туман,

и прощальную песню ветра пробасили.

Но уходит вперёд его книг караван,

вывозя, продолжая, спасая Россию.

Так неужто мужчин не осталось уже,

честь имеющих, видящих русскую долю,

чтоб со шпагой в руке и с Россией в душе

поддержать её участь судьбой молодою?

Где вы, юнги России, удалый народ?

Новый шторм начался… Впереди – передряги.

Флотоводцы! Матросы! Готовьтесь в поход!

Собирайтесь под славные русские стяги!

Мурманск

Виктор Тимофеев

1940 – 2015

ПАМЯТИ Ю.В. ДРУНИНОЙ

В стихах её война предстала страшной.

С её кончиной дрогнула страна.

Что ж надломило? Нет, не рукопашный…

Кошмарней скорбь провидела она.

Белгород

Виктор Белов

НА МОГИЛЕ ЮЛИИ ДРУНИНОЙ

Я только раз видала рукопашный.
Раз – наяву. И тысячу – во сне.
Кто говорит, что на войне не страшно,
Тот ничего не знает о войне.
Юлия Друнина. 1943

Юлия Владимировна Друнина,
Моего Наставника – жена,
Лены – мать,
Советчица – подругина,
На Земле такая Вы одна!

Боже мой, как Родина изранена:
Все пинают, как бы невзначай!
Новостями сердце протаранено,
Хоть проклятый «ящик» не включай!

Вы опять нужны ей, санитарочка,
Вы опять нужны ей, медсестра!
Палочка её и выручалочка,
Что с собой Вы сделали вчера?

Как хотел я встретить Вас, бесстрашную, –
Поучиться петь и сострадать.
Завтра мне, я знаю, в рукопашную!
Там своей судьбы не угадать.

Маленькая-маленькая пулечка –
И в снегу мне долго замерзать.
Как же Вы нужны мне завтра, Юлечка, –
Поддержать, спасти, перевязать…

Тула

Вечный огонь

Памяти Сергея Орлова

Он сошёл на тихом полустанке

И вернулся в прошлое,

Туда,

Где стонали раненые танки

И ржавела мёртвая вода.

Где потопом яростного года

Вытоптаны в поле зеленя,

Где двадцатилетнему комвзвода

Никогда не выйти из огня.

Он рукой коснулся пьедестала

Юности расстрелянной своей,

Но могила братская молчала,

Лишь берёза теплилась над ней.

Но всегда – и в полночи, и в полдни,

Не давая отдыху ни дня,

«ПОМНИ И ЖИВИ!

ЖИВИ И ПОМНИ!» –

Прошлое хрипело из огня.

Он стоял у бронзы обелиска

Над бойцами, павшими в бою.

Он искал средь горестного списка

И нашёл фамилию свою.

И хотя он вроде бы и выжил,

Выдюжил в походах, как броня,

Всё равно – не вырвался, не вышел

Из того великого огня.

Москва

Юрий Паркаев

(1941–2013)

ПАМЯТИ ГЕОРГИЯ ВАСИЛЬЕВИЧА СВИРИДОВА

Незримы и невыразимы,
Лишённые телесных пут,
Рождественские серафимы
Теперь Свиридову поют.

О тесноте земной юдоли,
Где каждый звук его зачат,
В морозном небе, в чистом поле
Распевы горние звучат.

И хора сладкое согласье,
Мерцающее в звёздной мгле,
Так внятно говорит о счастье,
Ещё возможном на земле.

И как пророк в сухой пустыне,
С надеждой глядя в небеса,
Почти оглохшая Россия
Внимает эти голоса.

Молись и верь, земля родная.
Проглянет солнце из-за туч...
А может быть, и двери рая
Скрипичный отворяет ключ.

Москва

1935 – 2022

ПАМЯТИ

ГЕОРГИЯ СВИРИДОВА

Музыка поля открытого,

Снег и метель в Рождество

Стали дыханьем Свиридова,

Трепетной музой его.

Музыка века пробитого

Стала на все времена

Сердцебиеньем Свиридова,

Болью, лишающей сна.

Господом –

вечность отпущена,

Тихая радость и грусть,

Слово высокое Пушкина

И деревянная Русь.

Век и его потрясения

Переступили порог

С песенным даром Есенина,

С тайною блоковских строк.

В небе звучит оратория,

Как Маяковского бас.

Годы листает История,

Время не жалует нас.

Возле народа несытого

Над полонённой страной

Нежное сердце Свиридова

Пело скрипичной струной.

Возле мальчишки убитого,

Возле московских оград

Русское сердце Свиридова

Билось, как будто набат.

И над полями-заплатами

Горестной русской земли

Музыка пела и плакала

И затихала вдали.

Сердце горело и таяло

И, догорев в Рождество,

Бренную землю оставило...

Вот и не стало его.

Смотрит держава зарытая,

Как, забирая в щепоть,

Чистую душу Свиридова

В небо уносит Господь!

Иркутск

Памяти Николая Старшинова

Встану рано и пойду в поле.

Вот и солнышко встаёт – Божье око.

Только пусто без тебя, Коля,

Одиноко без тебя, одиноко.

Видишь: белая парит в небе чайка.

Тут к тебе бы постучаться в окошко.

Где-то тихая поёт балалайка,

С переборами играет гармошка.

Посмотрю на небеса – воля,

Глаз на землю опущу – доля,

Поднимаю у мостков колья

И живу я без тебя, Коля.

По осоке я плыву и по лилиям,

Впереди чиста вода – суходоны.

И брусничная заря и малиновая

По-над домом, где тебя нету дома.

По заливчику летят цепью утки,

На лугу любовно ржут кони.

Да чего там, и в Москве, в переулке,

Без тебя, как без себя, Коля.

Горько, Коля, на Руси, очень горько.

Всё, что сеяли отцы, – всё смололи.

Мне бы рядышком с тобой горку –

Всё тебе бы рассказал, Коля.

Москва

1935 – 2022

Рекомендация

Светлой памяти

Николая Константиновича

Старшинова

-

…Здесь ничего не покупают

и ничего не продают.

Н. Старшинов

Когда «реформы» валят с ног

И я – оглох от лжи и мата,

Я достаю простой листок

Одиннадцатого формата,

Где написал любимец муз,

Скупой в словах суровый воин:

«…Рекомендую в Наш Союз

И твёрдо верю, что достоин!»

Его, к несчастью, нет уже,

Но он, мужавший в злую осень,

Учил стоять на рубеже –

Как под Москвою Двадцать Восемь.

А нам – иначе и нельзя,

Нам невозможно по-иному,

Поскольку мы – Союз, друзья,

По Совести и Старшинову!

Нас больше –

Всех не перебьют!

И, хоть на горло наступают, –

«Здесь ничего не покупают

И ничего не продают».

Тула

МОГИЛА ПОЭТА

Памяти Н.И. Тряпкина

Люди не ходят,

А травы к поэту пришли,

Следуя зову приятельства и простодушья.

Немудрено украшенье могильной земли –

Мята, кипрей, одуванчик да сумка пастушья.

Ты укрощал табуны полудиких словес

И приручал своевольную птицу гагару…

Что там теперь с неулыбчивых видно небес?

Тяжко ль молчания вынести вечную кару?

Крест потемневший доверчиво обнял вьюнок.

В гуще крапивы дождя мимолётного блёстки.

Славный поэту природа соткала венок –

Хвощ да осот,

Сон-трава да кукушкины слёзки.

Люди больны,

Времена безнадёжно глухи.

Я бы и сам не поверил в наивные сказки,

Если б не знал,

Как растут из забвенья стихи –

Чертополох, васильки и анютины глазки.

Москва

Виктор Кирюшин

МЫ ДРУЖИЛИ С ФРОНТОВИКАМИ…

Памяти Е. Винокурова, М. Львова,

Н. Старшинова, Ф. Сухова, В. Шефнера,

М. Соболя, Н. Панченко, В. Карпова,

А. Межирова, М. Борисова...

– поколения фронтовиков

Мы дружили с фронтовиками,

с настоящими мужиками,

быть почётно учениками

у великих отцов своих –

тех, что скрыты уже веками

под осыпавшимися венками,

под летящими вслед плевками

на святые могилы их.

Знаем, что они пережили,

знаем, что они заслужили

и какие песни сложили, –

вместе с ними пели не раз…

В майский день за Победу пили,

а бывало, и слёзы лили,

вспоминая, как протрубили

им архангелы – грозный час!..

Ну так, что же, дети и внуки,

молча мы опускаем руки,

чтоб могли какие-то суки

пачкать память старых солдат?

Всё сдадим – без стыда и муки?

Впереди – подлый смех и трюки,

пляски под похоронные звуки…

Позади – Москва, Сталинград!..

г. Лобня
Московская область

Геннадий Красников

Памяти

Дмитрия Михайловича Балашова

Поле Куликово… За веками?

За веками… Ржой булат изъеден!

Но и вот он, голос, окликает,

будто поле полыхает медью.

Что творится! Чьи тут зреют тризны?

Кто скликает, собирает силы:

смертью смерть поправ во имя жизни,

защитить

в последний час

Россию?

Дмитрий?.. Сергий?!

В светлой, в нежно-белой

поступи –

решительность и воля:

поднимайтесь на святое дело,

под знамёна Куликова поля!

Рвётся сердце… В белые одежды

вглядываюсь…

Вот он, час последний!

Так веди нас под крыло надежды,

юноша семидесятилетний!

(отрывок из поэмы «Поле Куликово»)

Мурманск

Виктор Тимофеев

1940 – 2015

Памяти Геннадия Заволокина

Ты сыграл бы ещё хоть

немножко

Для любимых своих

и друзей –

Под свою золотую

гармошку

Жизнь была бы куда веселей!

Под метель и под звоны капели,

Когда воздух,

как спирт, голубой,

Сколько песен с тобой мы не спели,

Сколько мы не успели с тобой!

И беда нам бывала не горе,

Когда слушали мы, не дыша:

На лихие твои переборы

Отзывалась Россия-душа!

Ликовала весёлая сила!

Ты гармошкой

весёлою той

Разбудил, всколыхнув

всю Россию,

И оставил её сиротой.

И она, словно горлинка,

стонет,

О твоей сожалея судьбе.

Но поют молодые

гармони –

Эта вечная память тебе!

Стылой мглой из-за плачущих окон

Застилается свет голубой.

Заволокин ты наш,

Заволокин,

Как же мы распрощались с тобой…

Пермь

Анатолий Гребнев

1941 – 2021

Гармонист всей Руси

Памяти Г.Д. Заволокина

Играл парнишка на гармони,

Басы гудели, как шмели.

А за рекой гуляли кони,

А за рекой луга цвели.

Играл он, сидя на крылечке,

Лады звенели вновь и вновь,

И в молодом его сердечке

Рождалась песня про любовь.

А в доме пахло свежим хлебом,

Что из печи достала мать,

И на земле под синим небом

Сияла Божья благодать!..

Прошли года, сибирский парень

Стал гармонистом всей Руси.

Народ российский благодарен

Ему, кого бы ни спроси.

Но он покинул всех так рано,

Что не сдержать горючих слёз.

Болит, болит сквозная рана,

Дрожит, дрожит листва берёз.

Зимой суровой, жарким летом

Мы с ним не встретимся уже.

Осталась песня недопетой,

Но от неё светло в душе.

Пусть боль разлуки не остудит

Гармонь, Господь её спаси!

Пусть будут вечно помнить люди

О гармонисте всей Руси!

Омск

Владимир Макаров

1938 - 2010

Русский воин

Памяти Вадима Кожинова

Кричат, что Россия низложена,

Скатилась её голова.

Вадим Валерьянович Кожинов

Твердил, что Россия жива!

Пытаясь уйти от безбожия,

Россия плыла среди мглы…

Вадим Валерьянович Кожинов

Высвечивал мира углы.

Когда вкруг неё очернители

Плясали безумный канкан,

Он был её верным спасителем,

А Кремль превращался в капкан.

Двадцатого века история –

Клокочущий лавой вулкан.

По взятым врагом территориям

Он с русским штандартом шагал,

Чтоб правдой, как полем ухоженным,

Потомки российские шли.

Вадим Валерьянович Кожинов

Был воином Русской земли.

Избитая в кровь и острожная,

Земля ему тоже верна…

Вадим Валерьянович Кожинов,

Пусть Вам будет пухом она!

Иркутск

Похороны Юрия Кузнецова

Враги пришли, чтоб убедиться,

Друзья пришли, чтоб зарыдать,

А толстозадая столица

Забыла задницу поднять.

А он любил тебя глубоко,

Переживал за крен Кремля.

Ты предала его жестоко,

Но ты ещё не вся земля.

Державно – лермонтовской мощью,

Разбивший вражескую рать…

Россия наугад, на ощупь

Его пытается понять.

Не стоил я его заботы,

Не самый лучший ученик,

Не зреньем, а душой высоты

Его я, может быть, постиг.

И потрясённо крикнул:

– Гений!

Пронёсший небо мимо нас,

Роняя свет стихотворений…

Как яблоки роняет Спас.

Пермь

Игорь Тюленев

ПАМЯТИ ЮРИЯ КУЗНЕЦОВА

Ходил он барином в халате,
Он мог, махнув на полстраны
Рукой, сказать негромко: «Лайте,
На то вы сукины сыны».

В тот день, когда его не стало,
Когда лик стал белее мела,
Повсюду снова заблистало
То, что при нём блистать не смело.

Краснодарский край

Николай Зиновьев

* * *

Памяти Эдуарда Володина

И гусь перед отлётом чистит перья,

Чтоб устремиться в небосвод рябой…

Империя звёзд теперь твоя империя.

Я – оптимист. Мы встретимся с тобой.

Пусть распадётся наш объём телесный,

Но дух не испарится никуда.

В бессмертной иерархии небесной,

Как никогда, империя тверда.

Казалось нам: Россия дорогая

В распыл пошла, как девка по рукам.

Теперь ты знаешь – наша твердь другая,

И вход туда закрыт временщикам.

Я розу положил тебе в дорогу,

Но я с тобой простился не вполне.

Ты душу отдал Родине и Богу,

Но часть тебя я утаил во мне.

И с этим чувством буду ждать теперь я,

Когда раздастся общий благовест.

Есть две награды для солдат империи:

Сыра земля и православный крест.

Москва

1935 – 2022

ПАМЯТИ НИКОЛАЯ ДМИТРИЕВА

Что стало с поколением моим,

С поэтами разрушенной державы?

Они уходят, словно стыдно им, −

Ещё стройны, красивы, моложавы.

Ещё виски их даже не седы,

Ещё…

И вдруг! И в трауре портреты.

О, это знак, жестокий знак беды,

Когда уходят лучшие поэты…

И ты ушёл, ты лучшим был из нас!

От Бога − в этом не было обиды:

Нежнее − клён, разлапистее − вяз,

И выше − были птиц твоих орбиты.

Казалось, пишешь ты, как по грибы

Идёшь по лесу, ёжась от озноба.

Не зря из нас, как сына из толпы,

Учитель выделял тебя особо.

Слились в тебе природы простота

С есенинской, с рубцовской глубиною:

В падении осеннего листа

Ты различал свидание с весною.

Но ты порой и большего желал:

Не просто быть Рубцовым образцовым, −

А чтобы стих твой − небо пожинал,

Глазковым становясь и Кузнецовым…

Но даже у великих под крылом

Не их «космизм» напитывает болью −

А то, что пишешь ты не ремеслом, −

Судьбою, состраданием, любовью!

Твоих стихов твои отец и мать −

Мне как мои. Пронзительное сходство!

Я у тебя учился понимать

Печаль невыразимую сиротства.

И вот уже, такой же сирота,

Тоску глушу я с помощью гипноза,

Цитируя заветные места

С твоим −

«Усынови меня, берёза!..»

Когда звучат последние «прости!»,

Последние отчаянные речи,

Мне кажется: я мог тебя спасти −

Искал,

Но не случилось нашей встречи.

Ты переехал. Перемена мест −

Вторая жизнь и молодость вторая…

И смерть −

Не смерть:

Лишь новый «переезд».

Мы встретимся. Ты позвони из рая.

Тула

ОДИНОЧЕСТВО ПОЭТА

Памяти Николая Дмитриева

...Нам долгие ночи
с тобой коротать,
Стихи, завывая по-волчьи,
читать...

Алексей Решетов

Как в любви он признавался,

Как хотел в ученики –

Как он к Решетову рвался

На Урал, в Березники!

Говорил, что на Урале

Леонидыч есть такой:

У него стихи не врали

Ни единою строкой.

Он особый среди прочих:

Краток (скажет зависть: нем!) –

Но любые восемь строчек

Убедительней поэм.

Из его бы глянуть окон,

С ним за стол бы сесть вдвоём –

Толковать бы о высоком

За высоким пузырём.

И запеть бы, как два волка,

Зарыдать, завыть с тоски!..

Коля, Коля, друг мой Колька,

Да тебе ль в ученики?

Да тебе ли брать уроки –

Сам ты Фёдорыч давно!

Все поэты одиноки –

Богом так заведено.

Каждый сам в дремучей чаще

Свою тропочку торит,

Каждый крест свой тяжкий тащит –

И никто не пособит.

То не волка путь суровый,

Где наградою овца –

Путь охотника за Словом,

Прожигающим сердца…

Самый щедрый во Вселенной

Лес родного языка –

И, как золото, нетленна,

Тяжела твоя строка!

Навсегда она со мною,

Когда я свою ищу –

Когда я

То волком вою,

То соловушкой свищу.

И случается нередко –

Признаюсь, хоть, может, зря –

Плачусь я в твою жилетку,

Никому не говоря.

И тогда за счастье это

Друга выслушать совет –

Я рванул бы на край света!

Только некуда, Мой Свет…

Тула

* * *

Памяти Николая Дмитриева

Коля, Коленька, носик утиный…

Вот и ты покидаешь меня,

Над студёною нашей равниной

Золочёною песней звеня.

С кем теперь я стихами поспорю?

Перелесками с кем покружу?

В бесконечное русское поле

Я тебя провожу, провожу.

И пришлёшь мне оттуда приветы

То озимой дорожкой в полях,

То осеннею мельницей света,

Закружившей зарю в тополях,

То кувшинкой луны одинокой,

То мосточком, упёршимся в ил,

То заречною песней далёкой.

…Проводил я тебя, проводил.

Москва

Евгений Юшин

ПАМЯТИ

СЕРГЕЯ ЛЫКОШИНА

До свидания, Серёжа.

В мире встретимся ином,

в мире лучшем, мире Божьем,

не жестоком, не земном.

Если райские ворота

не откроют для меня,

буду ждать у поворота

в зону адского огня.

Попросись тогда у Бога

рай покинуть на часок:

я воспоминаний много

и сальца принёс кусок.

Мы его порежем крупно.

Если спиртику придать

с чёрным хлебом совокупно –

неземная благодать!

Мы в Чернобыле, припомни,

заезжали выпить так

к радиоактивной домне

под названьем саркофаг.

И не встретили отказа,

предсказателям назло,

и нас минула зараза,

излученье не сожгло.

А потом в Афганистане,

пусть едва живые шли, –

сало, хлеб и спирт в стакане

на Саланге нас спасли.

Вспомни край дальневосточный,

где черно от птичьих стай,

где в одну сходились точку

Русь, Корея и Китай, –

там на бреге океанском

мы терзали душу вновь,

выпивая за Даманский,

за Хасан и за любовь.

Не забуду никогда я,

как, таясь перед людьми,

мне шепнул ты: «Пропадаю,

пропадаю, чёрт возьми...»

Но ещё мы не пропали,

ожидала нас Чечня,

где опять по нам стреляли

среди ночи, среди дня.

Впрочем, салу, спирту, струнам

было место и в Чечне.

Вспомни ночку под Аргуном –

как мы пели на войне!

Как под «Марш артиллеристов»

самоходки били в ночь:

чем пехоте в поле чистом

мы могли ещё помочь?

Были годы, было дело,

было многое в судьбе.

Но твоё большое тело

изменило вдруг тебе.

В подмосковной мирной Сходне

близ родителей своих

ты прилёг. А я сегодня

всё ещё среди живых.

Но навек прощаться тоже

не хочу и не могу.

До свидания, Серёжа.

Я сальца приберегу.

Москва

Виктор Верстаков

ПАМЯТИ НИКОЛАЯ ШИПИЛОВА

Всё мрачнее утраты мои,

Обрываются в землю друзья,

Им теперь не звенят соловьи

И стрекозы над гладью ручья.

На кладбищенской серой земле –

Всё роднее трава и цветы,

Всё труднее, мучительней мне

Воскрешать дорогие черты.

Вот и твой надломился полёт,

И споткнулся небесный твой конь,

И рассыпались венчики нот

Вдоль дороги побед и погонь.

Эта осень и впрямь пощадить

Не хотела ни нас, ни тебя,

И её невозможно судить,

Никакой не поможет судья.

Трудно петь о сентябрьской красе

И до крови сердца бередить,

Только листья окрестные все

Прилетели тебя проводить.

Отметая больную печаль,

Что жестокое дело вершит,

Открывая глубокую даль,

Где сиреневый воздух дрожит…

Рыбинск

Сергей Хомутов

Вячеслав Клыков

Ты ушёл в небесную станицу,

Как казачьи песни говорят.

Ты покинул грешную столицу,

Где царит хазарский каганат.

Пред врагами не бросался наземь,

Не заглядывал вельможам в рот.

По судьбе ты стал – великим князем,

Собирающим родной народ.

Курский корневой крестьянский житель.

Руки работящие крепки.

Был ваятель. Сделался – воитель.

Клыкова скульптуры – что клыки

Недругам, снующим ради срама.

А народу – пусть не для толпы –

Все твои творенья – словно храмы,

Духа просветлённого столпы.

Сергий… Ольга… Мать Елизавета…

Государь… Мефодий и Кирилл…

О, не памятники – сгустки света

Гений свой России подарил!

Враг тебя панически боится,

И простит он Клыкова навряд…

Ты ушёл в небесные станицы,

Так казачьи песни говорят.

Кострома

Священник Андрей Логвинов

ПЕРЕДЕЛКИНО

М.Н. Алексееву

Под звон Переделкинской церкви

И песни забытых солдат

В пустыне писательской Мекки

Мы выпьем с тобою, собрат.

Все, видно, ветшает на свете,

И только могилы свежи...

И мы – беспризорные дети,

России теперь не нужны.

Давно нам отказано в праве

С богами идти на Парнас.

Мы мир собирались исправить, –

Он правит могилами нас.

Мы счастливы, – вот незадача!

Да здравствует Вечный покой.

Пусть только синица и плачет

Над скорбною нашей строкой.

Плачь, плачь... Верещи, моя птица,

Защиты у Бога прося.

Тебя называют синицей,

А ты ведь зелёная вся!

Нас красили те же метели

С эпохою пёстрой не в тон.

А, что нас живыми отпели,

Прости их, Всевышний, за то.

Не время теперь и не место

О том сокрушаться, собрат.

Так выпьем!.. Ещё неизвестно

По ком там сегодня звонят.

1992

Москва

Константин Скворцов

* * *

Памяти Евгения Нефёдова

Канут в ночь, как в Лету, поезда,

Растворившись в беспросветной мгле.

Вот упала, догорев, звезда…

Родина, ты помни обо мне.

Стук колёс, как сердца стук в ночи,

Непонятно где – внутри иль вне.

Изощрённей стали палачи…

Родина, ты помни обо мне.

Помни, если вдруг сгорю дотла

Или окажусь на самом дне…

Тихо плачет старая ветла:

Родина, ты помни обо мне.

г. Щербинка
Московская область

Геннадий Карпунин

* * *

Саше Роскову

Полешки уходят в дымок над трубой,
воскресная в теле истома,
и снег о морозце толкует с тобой,
когда ты выходишь из дома.

Закуришь с улыбкой на тёплом лице
и, чтоб тишину не нарушить,
присядешь на зябком дощатом крыльце
прозрачное утро послушать.

И слышно, как в землю бревенчатый дом
врастает, ссутуливши плечи,
как речка за лесом течёт подо льдом,
как топятся ладные печи.

А там, за околицей, в снежной пыли,
за дымом последнего дома,
чуть видима, тропка на небо с земли –
привычна, понятна, знакома…

Харьков

Константин Савельев

...– 2016

* * *

Василию Ивановичу Белову

Понял я, твои книги читая
И тебя наблюдая давно:
Для меня ты похож на Чапая
Из любимого с детства кино.

К деревням за лесами и мхами,
Как бы в дальней уже старине,
Привозил его киномеханик
И на белой крутил простыне.

На стене в вологодской конторе,
Перед будущим временем чист,
Плыл под пулями Бабочкин Боря,
Твой любимый народный артист.

Пусть теперь седина и морщины
И нельзя воротиться назад,
Нам стрекочет динамо-машина,
Черно-белые кадры спешат.

Много что передумал я за ночь
И решил: сквозь свинцовую ложь
Так и ты, мой Василий Иваныч,
Через годы в бессмертье плывёшь.

2007

Москва

1935 – 2022

НЕ СУДИТЕ…

М. Анищенко

Не судите поэта,
Он и так осуждён
Петь про то и про это
На изломах времён.

Чтоб не властвовать миру,
Где в почёте грехи,
Он жену и квартиру
Поменял на стихи.

И в труде, и в запое
Он, смеясь над собой,
Плачет вашей слезою,
Дышит вашей судьбой.

В неподатливом зале
Он скорбит мирово…
Вы об этом не знали,
Не судите его.

Уфа

Владимир Денисов

* * *

Валентину Распутину

Ты, в отличье от всяческих ботал,

От любителей праздных словес,

По-крестьянски, как пахарь, работал

Для наследной земли

И небес.

То, что вписано в книгу державы

Неподкупным и тяжким стилом,

Не окажется гнутым и ржавым

Под каким-нибудь сгнившим столом.

Эти

Правды слова ножевые,

Эти

Счастья скупые слова

Будут жить, как деревья живые,

Как ручьи, как шмели, как трава.

Станут моды и нравы меняться,

Но всегда будет Русь – не избыть! –

По-распутински плакать, смеяться,

Прославлять, проклинать и любить!

Иркутск

Андрей Румянцев

ГОЛОС

Памяти В.Г. Распутина

Неужто этот русский голос
Уже навеки отзвучал…
Молчун Распутин, беспокоясь
О русской доле, не молчал.

В родной простор
                       глядел с любовью
Неизъяснимою, живой.
Писал всей болью, всею кровью,
Не возвышая голос свой

Над русским домом,
                          русским ладом,
Над светоносною рекой,
Но голос тот звучал набатом,
Как в битве на передовой.

Он сердцем собственным латает
Пробитую в России брешь,
Куда держава улетает
И с нею тысячи надежд.

Его над бездною проносит
Несчастий самых горьких вал,
Но он не мог Отчизну бросить,
Оставить без любви Байкал,

И снова шёл с сердечной речью
К своим надёжным землякам,
К озёрам русским,
                           ясным речкам,
Таёжным далям и лугам.

Ему внимали грады, сёла,
Родная церковь, тёмный лес.
…Звучит его бессмертный голос,
Как голос совести, с небес.

18 марта 2015

Иркутск

* * *

Не материнским молоком,
Не разумом, не слухом,
Я вызван русским языком
Для встречи с Божьим духом
Фазиль Искандер

Я не знаю, что пережил…

Не отчаянье это, не страх, –

Утром умер великий Фазиль,

Как дитя у меня на руках.

Он упал на колени, средь книг,

Бездыханный, лишившийся сил.

Не узнать нам, за что в этот миг

Он у Бога прощенья просил.

Вены, что наливались рекой,

Превратились в тончайшую нить,

Будь я маг или трижды святой,

Я не мог бы его оживить.

То, что Богу дано одному,

Смертному ни за что не суметь.

Но Всевышний по праву ему

Ниспослал эту лёгкую смерть.

Новодевичье – память времён.

Пахнут ладаном старые мхи…

Здесь молитвою Виссарион

Отпускал, словно горлиц, грехи.

У стены лёгкий ветер сквозил,

Доносился небесный хорал…

И я видел, как с башни Фазиль

На процессию молча взирал.

Так на мир смотрит только мудрец,

Удивляясь всему, как дитя,

Краткой жизни терновый венец

Он сменил на бессмертье шутя.

Москва

Константин Скворцов

* * *

Я не заживусь на этом свете.

Не случайно кажется:

Вот-вот

И меня, рванув, осенний ветер

Заодно с листвою

Унесёт.

Полечу я над знакомой лужей,

Над своей мелеющей рекой,

Скомканный такой

И неуклюжий,

Грустный

И рассеянный такой.

Но взнесёт меня порывом мощным

В самый тот,

Заоблачный, предел,

Чтоб в последний миг

Земные рощи

Я с высот небесных

Оглядел.

Со слезой,

Но только без укора,

Словно пребывая во хмелю,

Эту жизнь,

Минувшую так скоро,

Я в последний раз благословлю.

И увижу,

Как, раскинув крылья,

Птицей золотой

Взмывает Русь.

Но последней радостью открытья –

Жаль! –

Я уже ни с кем

Не поделюсь…

Вологда

Виктор Коротаев

1939 - 1997

* * *

А жизнь прошла. Закончены ристанья.

Исправим печь. И встретим холода.

И только смутный гул воспоминанья

Проходит вдруг по жилам иногда.

Он пронесётся там, как в шахтах воды,

Промчится гул – и снова забытьё.

И перед древним сумраком природы

Горит свеча – окошечко моё.

Москва

Николай Тряпкин

1918 - 1999

НАПОСЛЕДОК

... и белую скину рубаху,
и тихо, как свет, упаду.

Но, даже и наземь упавши,

над слабостью приподымусь,

увижу травинку у пашни,

татарник, боярышник, Русь;

а там отползу на поляну

и, если отсрочку мне дашь,

привстану и выше погляну,

но... выше России – куда ж?

Волгоград

Александр Колль

1933 – 2001

ПРОЩЁНОЕ ВОСКРЕСЕНЬЕ

Оле

Возраст и март. Голубое мерцанье небес.

Маковый цвет, наполняющий ветви берёзы.

При расставании с милой невольные слёзы.

И, как сорока, во тьму ускользающий лес.

Ах, как банально, мне скажут, твоё ремесло!

Сколько у прежних про это написано было?

Это – во мне, а у тех, кого было, – прошло.

Было похожее – год или много назад.

Но лишь текущее наново нами творимо.

Разве рябые поляны в лесу повторимы?

Разве вон те облака повернутся назад?

Возраст, и март, и берёз розоватая даль.

В слово «прощенье» всё больше приходит прощанья.

Даже в снегу или звонких синиц совещанье –

краткость минуты, в которой пролита печаль.

Липы с утра стали старые ветки ломать,

вместе с сосульками выпустив искорки света.

Разве я так бы сегодня почувствовал это,

если бы знал, что жива моя старая мать?!

А на полянах, гудящие ульи маня,

через неделю вовсю разгуляется верба.

Разве о том же расскажет тебе наша верба

в марте, в котором впервые не будет меня?!

И на банальные чувства не надо грешить.

Не существует банальных ни слов, ни предметов.

И по-другому наступит грядущее лето.

Но не для всех. А для тех, кто останется жить…

2002

Москва

Юрий Беличенко

1939 - 2002

* * *

Апрельский свет, реки струенье,

Необратимый миг, мгновенье,

Дрожащий отблеск невзначай,

Вы промелькнули – и прощай!

Прощай навек, весны страничка,

Травинка, бабочка, синичка,

Ледок под мокрою стеной,

Прощай, мой день, мой сон живой…

Прощай, скворец на старом клёне,

Сырой овраг, трава на склоне,

Детинец с зубчатой стеной,

Софии купол неземной.

Прощай, река в летящих бликах,

Небесный свод в гусиных кликах,

Бессмертной жизни холодок,

Травинка, бабочка, ледок…

Великий Новгород

Евгений Курдаков

1940 - 2002

Заповедь

Паша, Юра, Костя, Вова,

Надя, Ира, все друзья,

Это письменное слово –

Воля, заповедь моя.

Вот что сделать будет надо:

Надо мой смиренный прах

Возле матушки и брата

Схоронить в Березниках.

Это хлопотно, конечно.

Но ведь там мой край родной.

Там простой, восьмиконечный

Крест поставьте надо мной.

И сидите, поминайте

Друга милого вином.

И стихи свои читайте,

Как читали их при нём.

Тот, кто вечно славы ищет,

Возомнив, что он пророк,

Не посмеет, не освищет

Наших выстраданных строк.

г. Березники
Пермская область

Алексей Решетов

1937–2002

* * *

Т.

Так куролесит,

Так вьюжит –

Столбушки снежные,

Колодцы!

Теперь бы только жить да жить,

Да времени не остается.

Моей усталой жизни чёлн

Уносит к краю водопада.

Не говори мне ни о чём,

Не утешай, прошу, не надо.

Почти что сверстаны дела.

Лета разлуку прокричали.

Я не хочу, чтоб ты была

Последней пристанью печали.

Живи.

Тепло души храни,

И знай, что, уходя в дорогу,

Я пережил

Святые дни

Благодаря

Тебе

И Богу.

Вологда

Михаил Сопин

1931 - 2004

* * *

И будет дождь.
И ветер –
Лют, отчаян!
Увижу жизнь –
Как чей-то
Свет в окне.
И навсегда
С былым
Своим прощаясь,
Прощу я тех,
Что не прощали мне.
И будет ночь –
Безбрежная, как вечность.
И встану я
У краешка ночи.
Через обрыв
Печалью человечьей
Мне
Дальний голос
Предков
Прокричит.
Весенней ночью
Тоненькой струною
Порвётся жизнь.
Душа моя
Сгорит
И полетит
Над миром и страною
Печальным светом,
Как метеорит.

Вологда

Михаил Сопин

1931 - 2004

* * *

Окна вагона пробеливать стали,

Розовый юго-восток

Скоро откроет просторы и дали,

Что Пугачёва когда-то видали

И познакомили Пушкина с Далем,

Где подведу я итог.

Станет он, может быть, не окончательным

И для кого-нибудь не примечательным,

Не громогласным и не прилюдным,

Но для меня абсолютным.

Хаять другие края не берусь,

Много красот на Земле повидалось.

В них бы моя оренбургская Русь

Пылью степной затерялась.

Дело не в том, где пожито и пройдено, –

Жил, как жилось: и любя, и греша.

Просто теперь ничего, кроме родины,

Не принимает душа.

Оренбург

Юрий Орябинский

1947 - 2004

* * *

Холодают ночи, холодают!

Выйду и антоновку сорву.

Яблоки с мороза опадают

В жухлую осеннюю траву.

Опадают, с ветками прощаясь,

Бьют с размаху о земную грудь.

Не прося у осени пощады,

Упаду и я когда-нибудь.

Упаду и я, и мне приснится

Журавлиный клин в родном краю,

И шепну о родине я птицам:

«Берегите яблоньку мою!»

Московская область

1953 - 2005

* * *

Где малина рясная, овражная,

Где роса пресветлая, обильная?

На исходе жизнь моя бумажная.

Жизнь моя бумажная-чернильная.

Скоро внуки-правнуки культурные

Встанут в виде шустрого конвейера

Проводить мешки макулатурные

Прямо до ближайшего контейнера.

А как выпью граммов сто – поверится,

Хоть поверить может только чокнутый,

Что один глазёнками зацепится

За какой-нибудь листок исчёрканный.

Прочитает про малину рясную

И росу пресветлую обильную

И, быть может, не совсем пропащую

Жизнь мою бумажную-чернильную.

2005

Московская область

1953 - 2005

* * *

Мир мой, былкою даже
Ты не вздрогни во мгле,
Обнаружив однажды:
Нет меня на земле.

Ни в кротовых копушках,
Ни в сорочьем гнезде,
Ни на синих опушках,
Ни на дальней звезде.

Слава Богу, что снова
Путь – кремень да слюда.
Ой, не надо земного
В этом мире следа!

След, что прочно впечатан, –
Или грязь, или кровь,
Но незримо, в печали
В мир струится любовь.

Обретается зренье,
Прорезается свет:
Только это струенье –
Самый чаемый след.

Московская область