Матушка пела
-
Снова глаза закрываю несмело,
Вспомнить пытаясь детство своё…
Помнится только: матушка пела.
Песней наполнено сердце моё.
-
Зимами злыми над прорубью белой,
В стылой воде полоская бельё,
Вся коченея, матушка пела.
Песней наполнено детство моё.
-
Больше она ничего не имела.
Только свой голос. Свой – ножевой.
Не было хлеба. Матушка пела.
И оттого я остался живой.
-
Рядом война полыхала и тлела.
Сытым ходило одно вороньё.
Вдовы рыдали. Матушка пела.
Песней наполнено детство моё.
-
Минуло время, память немела.
Но без войны я не прожил и дня.
Все эти годы матушка пела.
Это, должно, сохранило меня.
-
Мы отнесли её лёгкое тело
На вековечное поле-жильё.
Всё мне казалось – матушка пела.
Песней наполнено сердце моё.
* * *
В глубинке русской посреди разрухи
У нищих окон, как у царских врат,
Сидели на завалинке старухи
И тихо пели, глядя на закат.
-
Ни радио хрипящего, ни света,
Ни вечных кур, ныряющих в пыли…
Остались только песни им… И это
Взамен молочных речек и земли.
-
В чужие дали уходило солнце.
В чужие клети сыпалось зерно…
На мой вопрос: и как же вам живётся? –
Они глаза подняли озорно.
-
Святая Русь, не знавшая покоя,
Омытая слезами, как дождём,
Где б я ещё услышать мог такое? –
Чего не доедим, то допоём!
-
То допоём!.. Так как же жил я, если
Мне знать доселе было не дано,
Что голова всему не хлеб, а песни,
Которые забыли мы давно?!
-
В глубинке русской над деревней робко
Вставало солнце алой пеленой…
Старушки пели песню неторопко
И медленно вращался шар земной.
ИВУШКА
-
Как горька и красива
Над вечерней водой
Наклонённая ива
Со своею бедой.
Она плачет и плачет
У притихшей реки,
Что оброк ей назначен
За чужие грехи.
-
Ей сочувствий не надо.
Это доля её.
Есть одна ей отрада
Слушать трель соловьёв.
Говорят, только ива
Может птицу понять.
А колен соловьиных
Никому не унять.
-
Так уходит жизнь.
Я кричу: «Постой!» –
А вода бежит...
Что воде пустой?!
-
Полыхают зарницы.
Спать округе невмочь.
Так безумствуют птицы.
Так безумствует ночь.
Словно кубок медовый
Ими выпит до дна,
Но миг счастья недолог –
Снова ива одна.
-
А под звон колоколен
У притихшей реки
Бьёт Россия поклоны
За чужие грехи.
Ей одной вышла доля
Всех понять и любить,
Но плакучей доколе
Ей, как ивушке, быть?..
-
Так уходит жизнь...
Я кричу: «Постой!..» –
А вода бежит...
Что воде пустой?!
* * *
Всё осталось на том берегу:
И ружьё, и ночлег на снегу,
И волчица на Белой скале,
И костёр, и картошка в золе,
-
И зависшая в небе скопа,
И ведущая в горы тропа…
Никогда не считал я потерь,
Отчего же я дрогнул теперь?!
-
Там, в тумане за Лунной рекой,
Машет девушка робко рукой
С чуть заметной полоски земли,
Но не ходят туда корабли…
-
Не зови меня, юность, оставь.
Я б не думая бросился вплавь,
Но тот берег, что так мне знаком,
Отдаляется с каждым гребком.
-
И всё выше и выше скопа,
И всё дальше и дальше тропа…
Так куда ж я, безумный, бегу?
Всё осталось на том берегу….
-
Сентябрь 2011 г.
ДВА РУЧЕЙКА
Там в облаках, где с тобою бродили мы
В хрупких подснежниках у родника,
Робко играя лазурными льдинками,
В небе рождаются два ручейка.
Два ручейка, две слезинки горючие,
Две неразлучных поющих струи,
То выходя, то скрываясь под кручами,
В разные стороны мчатся они.
Зверь настороженный, птица ли редкая
Бродом пройдут, не оставив следа.
Станут ручьи обязательно реками
И разбегутся уже навсегда.
Я ухожу голубыми долинами,
С белым туманом сливаясь в одно,
Не потому, что с тобой не любили мы, –
Просто так русло моё пролегло.
ПЛАТОК
-
Когда у нас была война
И небо наше чёрным стало,
Я раненых солдат спасала,
Хвативших горюшка сполна.
Не доставая до стремян,
Я сиротою возрастала.
Я их просить не уставала
На поле бою* взять меня.
-
Припев:
А на заснеженном Дону
Стонали раненые ивы.
И то ли взрывы, то ли
нимбы
Метались птицами в
дыму.
-
Мне говорил их старшина,
Слезу мою смахнув рукою:
– Я заберу тебя с собою,
Как только кончится война…
И, может, не его вина –
Они ушли и не вернулись.
Одна бродила я средь улиц….
У нас тогда была война.
-
Припев:
А на заснеженном Дону
Стонали раненые ивы.
И то ли взрывы, то ли
нимбы
Метались птицами в
дыму.
-
Они оставили зарок:
– Носи его на память, дочка.
И знает только тёмна ночка,
Как их зову!.. Да всё не впрок.
А мне уже недолог срок,
Не избежать своею** доли…
Похоже, бабоньки, дотоле
Мне плакать в шёлковый платок!
-
Припев:
А на заснеженном Дону
Стареют раненые ивы.
Но, если я ещё живу,
Так, може***, и солдаты
живы?
.............................................
У нас тогда была война…
-
Местный говор:
* не на поле боя, а – бою.
** не своей, а – своею.
*** не может, а – може.
* * *
Ещё туманы дремлют в рощах
И загорается восток,
Старик
Бельё в реке полощет,
Присев по-бабьи на мосток.
Деревня спит.
Лишь где-то звонко
Петух поёт ночи отбой,
Да запоздалые девчонки
Бегут задворками домой.
А он стучит
Тяжёлой скалкой
На мокрой зелени досок.
Под непослушными руками
Ныряет уткой туесок.
От низкой хаты
Гуси с гвалтом
К нему шагают по стерне…
Там
В общей раме с космонавтом
Портрет старухи на стене.
СТРАНА УХОДИТ
Не став избою, доживает сруб.
Дымит полынь из выбитых окошек.
Не пахнет хлебом из холодных труб.
Нет ни мышей пронырливых, ни кошек.
Петух уже не сядет на плетень.
Ворóн, и тех не видно на деревьях.
Старушка, словно собственная тень,
Едва плывёт по вымершей деревне.
Берестяной пылится туесок.
Забыта прялка. Выброшены пяльцы.
Не говорите мне: всему свой срок…
Страна уходит, как песок сквозь пальцы!
* * *
На горячем ветру,
У земли на краю
Села бабочка вдруг
На ладонь, на мою…
И сидит, не дыша,
Мир собой заслоня, –
Это чья-то душа
Отыскала меня.
Торопись, мотылёк!
Скоро дождь, скоро снег.
Этот тёплый денёк –
Твой единственный век.
Не вершится ничто
На миру просто так.
Это, видно, Господь
Посылает мне знак.
То ли, вправду, я слеп,
То ли путает бес…
Это – мама моя
Опустилась с небес.
Что-то хочет сказать
Лёгким трепетом крыл
На родном языке,
Что я знал и забыл.
Чтобы маму понять,
Стал я памятью – весь, –
Не исправится ТАМ,
Что напутано здесь.
…Вот и падает снег
На поля, не спеша…
Пусть недолог наш век,
Но бессмертна душа…
30.10.1997
* * *
Не жди благих вестей,
Готовь мешок в дорогу.
Затеял коростель
По всей Руси тревогу.
Зовёт его труба,
А нас не видно в поле…
Напрасно городьба
Протягивает колья.
-
Не жди благих вестей,
Пусть день беспечно прожит.
Не будет коростель
Зря по ночам тревожить.
Воспрянь же ото сна!
Доколе нам дивиться,
Что сладки голоса,
Да неродные лица?!
-
Не жди благих вестей.
Задумайся о сыне.
Последний лиходей
Ещё не на осине.
Куда ни кинь – клыки.
Куда ни кинься – жала.
Вставайте, мужики,
Нас так осталось мало!..
* * *
Под Новгородом, Юхновым и Ржевом
В церквах разбитых не звучит набат.
Лишь всхлипывает ветер, как блаженный,
Да вороны бесстыжие кричат.
И, ничего не ведая о свете,
Пьёт горькую, как Божию росу,
Россия, позабывшая о детях,
Полвека пролежавших здесь в лесу.
-
Как паутинки, пронесутся слухи,
Иль промелькнёт в овраге чья-то тень –
То подбирают косточки старухи –
Святые духи русских деревень.
В лесных селеньях, сонных и забитых,
Не знаю я, в чём держится душа.
Забытые хоронят позабытых.
О Родина, куда же ты пришла?!
-
Здесь мародёры, озираясь дико,
Твоих солдат земле не предадут.
С молитвою не явится владыка,
А вот старухи эти приползут.
И светлячок на холмике замшелом
Мир озарит на тыщи вёрст вокруг…
Под Новгородом, Юхновым и Ржевом
Всё меньше, меньше тех святых старух.
ЕЛЕЦ
С.Д. Евсееву
В здравом уме, не во сне,
Не удивляйтесь, собратья,
Рыбу ловить на Сосне –
Ох, не пустое занятье!..
Позолочённым кольцом
Небо горит надо мною...
Город зовётся Ельцом,
Речку назвали Сосною.
Древняя мудрая речь…
Разве сегодня могли бы –
Деревом воду наречь,
Город – названием рыбы?!
Озеро, сердце, война,
Осень, зима или лето, –
Только: иль ОН, иль ОНА –
И никаких сантиментов!
Слов сокровенная вязь…
Распорядилась природа:
В говоре здесь отродясь
Не было среднего рода!
Рубят дома мужики,
Ставят стога и сторожки,
Не опуская ремки
Старой отцовской гармошки!
Бабы и вяжут, и ткут,
Няньчат коклюшки часами
И в девяносто поют
Девичьими голосами!
Тверже кремня мужики,
Бабы нежнее кудели.
Их не свели степняки,
Рыцари не одолели.
Как же враги не смогли
Слово отнять у народа?
....................................
Просто у русской земли
Не было среднего рода!
20 марта 2011г.
* * *
Пронеслись мои годы –
Столбы верстовые.
Забубённая молодость,
Ты не права.
Мы торопимся жить,
Забывая простые,
Голубые, как лён,
Белоснежные наши слова.
-
Словно память о детстве,
Висит моя зыбка,
Как пустое гнездо,
Где не стало птенца…
Не взойдёт надо мной
Моей мамы улыбка,
Не блеснёт, как росинка,
Хмельная слеза у отца.
-
Не вернуть ничего…
Словно нищий у храма,
Я, прощенья моля,
Со слезами шепчу:
– Не успел я сказать
Главных слов тебе, мама,
И во здравье твоё
Не успел я поставить свечу.
-
На холодной земле
Мы тобою согреты.
Я кричу
Через эти шальные года:
– Золотая моя
И любимая, где ты?
…Только ты этих слов
Не услышишь уже никогда.
-
Говорите слова!
Мы беду пересилим.
Пусть ложатся они,
Как на стол кружева…
Говорите слова,
Говорите России.
Говорите России:
– Да будет Россия жива!..
ЗЛАТОУСТЬЕ
-
Светлый дом у пруда
На крутом берегу.
Что-то тянет туда,
А войти не могу.
Но влечёт за собой
Мной оставленный след,
Будто нет за спиной
Этих прожитых лет.
Золотая верста.
Конь крылатый над синею Русью,
Дорогие места
Златоустье моё, Златоустьё!..
Дни любви сочтены,
Лгать тебе не хочу.
На «подставку Луны»*
Мы поставим свечу.
Будет эхом звучать
Голос твой откликной…
И всё снова начать
Мы решимся с тобой…
Золотая верста.
Конь крылатый над синею Русью,
Дорогие места
Златоустье моё, Златоустьё!..
На крылатом коне
Я тебя пронесу.
Вскрикнет филин по мне
В заповедном лесу.
Скроют тёплые мхи
Стон малиновых уст…
Отпусти мне грехи,
Иоанн Златоуст!
Золотая верста.
Конь крылатый над синею Русью,
Дорогие места
Златоустье моё, Златоустьё!..
_______________________________
* «Подставка Луны» – Таганай (башк.),
горный хребет на Урале
* * *
…молчали желтые и синие;
в зеленых плакали и пели.
Александр Блок
У небольшого полустанка,
За тысячей железных вёрст
Мне ночь гадала, как цыганка,
Звеня монистами из звёзд.
-
Прозябшая на ветре марта,
Она вязала иней слов
И тасовала, словно карты,
Сплошные окна поездов.
-
В лучах рассеянного света
Мелькали в поднятой пыли
В одних – всё дамы да валеты,
В других – тузы и короли.
-
Они в меня смотрели строго,
А ночь нашёптывала мне,
Что будет дальняя дорога
К мелькнувшей девушке в окне.
-
Но я не верил той цыганке,
Я знал: среди пустых равнин
Любить, любить мне полустанки
За губы горькие рябин.
БАБКА
-
У порога собака.
Ветер в печке свистит.
Вяжет спицами бабка,
Как ворона летит.
-
Долго жить ли на свете,
Ей в тепло бы, к родне…
– Бабка, где твои дети?
– Там оне, на войне.
-
Как теперь ни аукай –
Срок вертаться прошёл…
– Ну, а где твои внуки?
– Не родились ишо.
-
Узелка не развяжешь,
Коль обедать не срок.
– А кому же ты вяжешь?
– Жизнь-то – пряжа, сынок…
-
У порога собака.
Ветер в печке свистит.
Машет крыльями бабка
И куда-то летит.
ОСТРОВОК
Г.А. Орехановой
Есть такой островок,
Где таится в осоке истома,
Где костры у дорог
Да тяжёлые вздохи парома.
Горький запах дымка
Опьянит вас и душу излечит.
Но коварна река,
И покой этот вечный не вечен.
Утопают в воде
Облака, дерева и покосы…
Я – к тебе, я к – тебе,
А река всё относит, относит.
Наяву, как во сне,
Здесь теряет наш возраст значенье,
Нам не плыть на волне –
Мы становимся против теченья.
Ни челна, ни весла,
Но мы в это с тобою не верим.
Нас река понесла,
И всё дальше спасительный берег.
Утопают в воде
Облака, дерева и покосы…
Я – к тебе, я к – тебе,
А река всё относит, относит.
Средь бушующих вод
По великой, скорбящей России
Нас с тобою несёт,
Не щадя наши годы и силы.
И кричу я: «Держись!
Мы исчезнем – никто не заметит…
Лишь спохватится Жизнь:
Мы её безрассудные дети».
Утопают в воде
Облака, дерева и покосы…
Я – к тебе, я к – тебе,
А река всё относит, относит.
В НАДЕЖДИНЕ ЗВОНЯТ КОЛОКОЛА
Михаилу Чванову
Скажи мне, друг мой, где берёшь ты силы
Поставить двор, где не было кола?..
В воскресшем храме в глубине России
Твоим трудом звонят колокола.
Ты шёл один с эпохою не в ногу
На страх и риск – была иль не была!..
Что видел ты, известно только Богу.
Но ты пришёл – звонят колокола!..
-
В Надеждине звонят колокола
И благовест разносится, как прежде.
В Надеждине звонят колокола –
Последние колокола надежды!
-
Врагов учтивость и друзей бездушье –
Вот лик Руси, написанный тобой.
Но был с тобою, все преграды руша,
Тот, кто послал тебя в священный бой.
Где б ни был ты, о помощи не чая,
На этом свете грешном иль на том,
От тысячи собратьев отличая,
Ты будешь слышать их печальный звон.
-
В Надеждине звонят колокола
И благовест разносится, как прежде.
В Надеждине звонят колокола –
Последние колокола надежды!
-
Поставил храм, а всё душа – в разрухе.
Твоей душе так мал его приют…
Но вещие согбенные старухи
Тебя с любовью батюшкой зовут
Ты нёс свой крест, креста не замечая.
И потому из глуби вековой,
От тысячи собратьев отличая,
Россия будет слышать голос твой.
-
В Надеждине звонят колокола
И благовест разносится, как прежде.
В Надеждине звонят колокола –
Последние колокола надежды!
ВАРЛАМОВО
К.И. Варламову
Задумавшись, стою у стрелки
Двух речек, уходящих в пруд.
Одну из них зовут Увелкой,
Вторую – Коелгой зовут.
Их путь наградой не отмечен,
А, если чем и знаменит,
Так тем, что возле этих речек
Село Варламово стоит.
-
Здесь, на земле былых уланов,
Любой ответит, лишь спроси,
Что в каждом доме жил Варламов –
Надёжа верная Руси.
И я не знаю, как так вышло,
Но нам другого не дано:
В селе Варламове не слышно
Варламовых уже давно.
-
Зато по всем полям России
До самой выбитой версты,
Напоминаньем прежней силы
Ржавеют звёзды и кресты.
А на востоке не напрасно
Рассвет пылает огневой…
В России меньше с каждым часом
Самой России корневой.
-
И я пойду вдоль тихой речки
Церквушке старой поклонюсь.
За упокой поставлю свечку
И тихо-тихо помолюсь
За все заброшенные веси,
За все заросшие поля…
И вдруг поверю, Русь воскреснет,
Как Тот, что смотрит на меня!
КРАСНАЯ ГОРКА
12 сентября 2004 года в городе Златоусте на
Красной Горке по благословению святейшего
Патриарха Московского и всея Руси Алексия II
был открыт памятник святителю Иоанну
Златоусту (347–407 гг.), архиепископу
Константинопольскому, выдающемуся богослову,
покровителю уральского города.
Сняв белый покров с памятника, установленного
посреди ансамбля, посвящённого родине
святителя Антиохии (греч.), митрополит Иов
отслужил молебен и освятил памятник.
Из газет
1
У Кавказской гряды
бились тучи, как чёрные птицы.
Проржавевшее небо
зловеще глядело из тьмы.
По разбитой дороге
опальный Вселенский Учитель
Брёл с последней молитвой
в заброшенный храм в Команы.*
-
Ни приветливых слуг,
ни простого крестьянского хлеба,
Ни церковных псалмов,
только крики солдат да посты.
И под гнётом армейских телег
и под тяжестью неба
В бездну падали кони
и рушились в пропасть мосты.
-
Он шептал:
– Слава Богу за всё.
Избавление близко.
Оттого торопился
в назначенный Господом срок
На колени упасть
у холодной плиты Василиска
И в безвестность уйти,
как утихшая речка в песок.
-
Но известно от века,
что света не спрятать во мраке.
Кто взошёл на Голгофу,
тому безразличен Парнас.
К изголовью его
наклонились смиренно монахи:
– Иоанне, Учитель святой,
моли Бога о нас!
-
Моли Бога о нас!..
Что за сила в глаголе сокрыта,
Что Учитель восстал
от земных отрешённый оков?!
Опустел саркофаг.
Но звучала всё та же молитва,
И лампада Любви
не угасла шестнадцать веков!
2
Над Уральским хребтом
бились тучи, как чёрные птицы.
Проржавевшее небо
набрякло от долгих дождей.
Со скалы,
в полотно обернувшись,
Вселенский Святитель
Молчаливо внимал
голосам возбуждённых людей.
-
Был Святитель смущён
ни коварным ударом стихии,
Ни величием древним
сокрытой туманом тайги –
Он не думал увидеть
развалины Антиохии
На холодном Урале
у белых камней Уреньги.**
-
Вспоминал ли Святитель
о Греции тёплой и милой,
Различал ли размытые
бурей столетий черты?..
Шёл навстречу ему
с добрым словом и паствою Иов,
И несли прихожане
на Красную Горку цветы.
-
Принял тогу Святителя,
как плащаницу, владыка
И, молебен свершив,
поднял руки… И в этот же миг
В неприветливом небе
вдруг вспыхнула солнца гвоздика
И горячим лучом
осветила Учителя лик!
-
Злые демоны
с неба взирали ревниво и зорко,
И тяжёлые тучи
ещё бесновались окрест.
Но Божественным Светом
наполнилась Красная Горка
И сложился из радуг
на небе спасительный крест!
-
Изумлённые люди шептали:
– О Боже, откуда
Этот свет,
этот крест,
этот синего неба покров?..
Кто-то плакал,
а кто-то молился…
Да это же Чудо!
Но чудес не бывает –
Господь награждал за Любовь!
-
Куполами далёких церквей
засветились отроги.
«Слава Богу за всё!» –
доносилось из сомкнутых уст.
Даже те,
кто во веки веков и не думал о Боге,
Пряча в землю глаза,
повторяли: – Прости, Златоуст!
-
Не вини их, Святитель!
Что делать – такая натура!
Здесь у каждого мысли свои,
свой подход и расчёт,
Но я знаю:
ты город увидишь со скал
Косотура.***
Ждал шестнадцать веков,
потерпи полстолетья ещё!
-
Иоанн Златоуст!
Все мы живы трудами твоими.
Но в бескрайней Вселенной
не сыщется и уголка,
Где б стотысячный хор
каждый день повторял твоё имя,
И крылатые кони
его уносили в века.
-
Сколько ты перенёс
в мире этом угроз и напастей,
«Слава Богу за всё!»,
повторяя в душе всякий раз…
Здесь нашёл ты свой дом.
Так живи, мой Учитель,
и здравствуй,
Защищая его
в этот трудный для Родины час.
-
14 ноября 2004 года
-
* Команы – селение в Абхазии, где находится храм Святого Василиска,
у склепа которого в сентябре 407 года умер высланный властями
Константинополя Иоанн Златоуст.
** Уреньга – Уральский хребет, близ Красной Горки.
*** Косотур – доминирующая высота в центре города Златоуста.
КРИК ТРАВЫ
-
Ко всему
Старики в добром доме привыкли.
Спит деревня,
Склонившись к плечу моему.
До зари
Лишь меня будят дальние крики,
Будто просят о помощи.
Кто – не пойму!
Я в тревоге
Стою у распахнутых окон.
А лесник,
Свесив бороду с тёплой печи,
Говорит:
– Спи, сынок.
До рассвета далёко.
В пойме режут траву –
Вот она и кричит.
Чибис
-
Над уснувшим заливом,
над чистой водою Нугуша
Разрезая беззвучно
высоких небес синеву,
Родового закона
жестоких отцов не нарушив,
Чёрный ястреб снарядом
в зелёную падал траву.
-
На песчаной косе
слюдяные рассыпались рыбы.
И, спасаясь от острых когтей
у меня на виду,
Из росистой травы
робко вынырнул раненый чибис
И у ног моих замер,
смертельную чуя беду.
-
Успокойся, мой милый,
и сбрось с себя мокрую тину.
С этой смертью крылатой
ты встретишься в жизни не раз.
И в ответ мне так нежно
и так маслянисто светились
Под весёлыми рожками
чёрные бусинки глаз.
-
Сколько было любви
в хрупком тельце его невеликом…
По холодным утрам,
лишь займётся рассвет над рекой,
Он будил меня резким,
тревожным, пронзительным криком.
И душа наливалась
вдруг болью,
дарящей покой.
-
Он спешил мне навстречу,
хромая по мокрой поляне…
Но в последнем из дней,
в настороженном утреннем сне,
У палатки моей,
утопающей в белом тумане,
Я его не услышал…
И умерло что-то во мне.
-
Боже! Как же случилось,
что в мире, где кровь и разбои,
Где заря увядает,
ещё не успев расцвести,
Не хватает не радости нам,
а пронзительной боли,
Чтобы слиться с природой
и краткий покой обрести.
-
И когда я уеду,
покинув лесное раздолье,
И последние искры
погаснут в остывшей золе,
Прокричи мне, мой чибис,
пусть сердце сожмётся от боли.
И я снова поверю,
что я ещё здесь, на земле.
ОСИНА
-
Скрипит в овраге горькая осина,
Своей горячей думы не тая…
Ответа мать у Господа просила:
За что её предали сыновья?
Когда мы пили в танках без закуски
И лихо занимали города,
Когда мы, русские, стреляли в русских,
Что делалось с Россией, господа?!
-
Не отвергала мать родного сына –
Откуда эта ненависть твоя?
Скрипит в овраге горькая осина,
Своей горючей думы не тая.
-
Я не зову тебя идти с повинной.
Но я устал от сплетен и вранья.
Иль мало крови пролито невинной?!
Иль мало над Россией воронья?!
Так вспомним убиенных поимённо.
Нам Октябри добавили седин.
У нас с тобою разные знамёна,
Но Родина одна и Бог один.
-
Не отвергала мать родного сына –
Откуда эта ненависть твоя?
Скрипит в овраге горькая осина,
Своей горючей думы не тая.
-
Свою страну ты называешь «этой»,
Как будто был рождён на стороне.
Ты сам свой сделал выбор и не сетуй,
Коль места не найдёшь в моей стране,
Где древние погосты да остроги,
Где душу разрывает соловей,
Где каждую старушку на дороге
Я называю матерью своей.
-
Не отвергала мать родного сына –
Откуда эта ненависть твоя?
Скрипит в овраге горькая осина,
Своей горючей думы не тая.
ПОД ОСЕННИМ ДОЖДЁМ
N…
Тучи кружат неделями,
И просвета не жди.
Что вы в мире наделали,
Затяжные дожди?!
Робко яблони сбросили
Все одежды свои,
Но на краешке осени
Вдруг опять зацвели.
-
Обвинить бы их в праздности,
Но всё это не так –
Слёзы горя и радости
В обречённых цветах.
И висят они гроздьями
(Боже, их сохрани!..),
Как признания поздние
Безвозвратной любви.
-
Так весны новоявленной
Мы с тобою не ждём,
Облетевшие яблони
Под осенним дождём.
Есть одно упоение,
Что отраднее всех, –
Расцвести на мгновение
И навеки – под снег.
РОДИНА
-
Расскажи мне, земляк, мой товарищ бывалый,
Ты прошёл сто дорог, не жалея коня,
Это кто же назвал нашу Родину малой,
Словно выстрелил чёрною пулей в меня?!
Мы сидим у огня, путь проделав немалый,
Здесь родимое небо и Вечный покой.
Воскресает душа, словно путник усталый,
Что с ковшом наклонился над Лунной рекой.
Я выйду по тропе подталой
На полустанок небольшой.
Не может Родина быть малой
С такой великою душой.
Мне другая земля никогда не приснится
Потому, что в объятьях чужих городов
Я летаю во сне беспокойною птицей
Над вершинами сопок и сизых хребтов.
Потому, что осталась в распадках Урала
Та тропа, что из дома меня увела.
Потому, что певуньей была моя мама
И черёмуха в детстве безумно цвела.
Я выйду по тропе подталой
На полустанок небольшой.
Не может Родина быть малой
С такой великою душой.
Вновь вершины твои солнце красит зарёю.
Ты последних лучей от меня не таи.
Я иду по земле, сам я стану землёю,
Но останутся вечными камни твои.
С дымом горьким долин мы повязаны кровью.
Так прости, если я, о минувшем скорбя,
Нерадивый твой сын, запоздалой любовью,
Тихой песней своей потревожил тебя.
Я выйду по тропе подталой
На полустанок небольшой.
Не может Родина быть малой
С такой великою душой.
ПЕСЕНКА АКТЁРА
Был для вас хорош я или плох,
Рассуждать не мне... Пора на выход!
Первая Любовь – как Жизни вдох,
А Любовь последняя – как выдох.
Я для вас и шут, и пилигрим.
Слёз не знают сильные мужчины.
Первую любовь скрывает грим,
А Любовь последнюю – морщины.
И, простите, не моя вина,
В том, что вас преследует ненастье.
Первая Любовь – глоток вина,
А Любовь последняя – Причастье.
Мы живём – «была иль не была»!
Разделилась жизнь на «до» и «после».
Первая Любовь – крыло орла,
А Любовь последняя – мой посох.
Временем прожитым дорожа,
Не боюсь безвременья, поверьте.
Первая Любовь – удар ножа,
А Любовь последняя – бессмертье!..
АННА
Как фрегаты, что сели на мель,
Башни спят в заревом окоёме…
Вид из дома Пашкова на Кремль –
Вся Россия в оконном проёме!
Окровавленные тополя…
Но Художник, забыв об эпохе,
Заострённою башней Кремля
Чертит Анны загадочный профиль!
Ах, Художник, ты вновь нездоров.
Столько горя вокруг, столько лиха,
А тебя вековая Любовь
Обожгла, как мгновенная прихоть!
Ты уже не рисуешь коня,
Ты про саблю забыл и про бурку.
И, горячую деву обняв,
Безрассудно танцуешь мазурку.
Есть Любовь! В остальном – маета!..
Но и сам я такой же пройдоха –
Наплевать, что мазурка не та
И не та за портьерой эпоха.
У Любви срока давности нет.
Профиль Анны в оконном проёме
Излучает таинственный свет
На несветском Пашковском приёме.
Весь в огнях Александровский сад.
Звёзды тихо бредут небесами.
Счастлив я, как столетье назад…
……………………………………
Жаль, что всё это будет не с нами.
* * *
Когда дела мои из рук вон плохи,
Я не ищу забав на стороне.
Прости меня, я из другой эпохи,
И потому так неуютно мне.
Ты, дорогая, знаешь: я не робок
И не лишён пока ума и сил.
Я насмерть с Гамлетом стоял бок о бок,
Джульетте розы по утрам носил.
Повсюду маски, маски… Стёрты лица.
Да и врагов достойных тоже нет…
И на стене, похоже, зря пылится
Подаренный мне Теллем арбалет.
При Генрихе я состоял поэтом.
С Ассолью юной бегал на причал…
Я и тебе бы не писал об этом,
Когда бы там тебя не повстречал!
Мы рядом шли по закоулкам мира,
С него срывая ханжества покров…
Я думал: нам достаточно Шекспира,
Тебя ж ещё волнует Гончаров!
Какие времена, какие сроки!..
Прибой Любви во мне ещё не стих.
И все мои нелепые упрёки
Не стоят, дорогая, слёз твоих.
Зажгутся звёзды в небе, словно свечи.
Освободится сердце от оков…
Я полюбил тебя до нашей встречи
И шёл к тебе из глубины веков!
ВДАЛИ ОТ ВЕЧНОГО ОГНЯ
Вдали от Вечного огня,
Вблизи от Вечного покоя,
Мой друг, не спрашивай меня,
Зачем живу, чего я стою…
Холодной бронзой мне не быть,
И патина меня не тронет.
Живу, чтоб с радостью кормить
Синичку зяблую с ладони.
И в этом не моя вина,
Что на торгах не знают люди,
Что красная моя цена
Взлетит, когда меня не будет.
Седую голову клоня,
Пред Богом на коленях стоя,
Сгорю от Вечного огня
Вблизи от Вечного покоя.
СОБИРАЙСЯ, СЫНОК
– Собирайся, сынок, –
Я шепчу, свой платок теребя, –
Вот и вышел твой срок,
Чем могу я утешить тебя?
В свой дорожный мешок,
Что и прадеду правдой служил,
В потайной уголок
Ты иконку мою положи.
Так ушёл и отец
От земных нескончаемых дел,
Он последний венец
На колодец поднять не успел.
Это, сын, не укор.
Это кто-то играет Судьбой.
Взялся ты за топор –
Те же птицы зовут за собой!..
Мы служили Руси,
Той единственной, нашей, святой.
И, кого ни спроси,
Ни под чьей не бывали пятой.
Коль тебя, не дай Бог,
Жизнь погонит в чужие края,
Что же делать, сынок?
Нынче власть на Руси не твоя.
И в иные года
Нас пытали тюрьмой и сумой,
Только ты никогда
Власть не путай с Россией самой.
Не моя в том вина,
Что не стало на свете любви.
А случится война,
Ты уж матери не посрами.
Я прошу об одном,
Зная сердцем, как страшен твой путь:
В уголке потайном
Об иконке моей не забудь.
Среди белых снегов
Не сойти бы мне только с ума…
А колодец чего?
Я дострою колодец сама.
* * *
Не материнским молоком,
Не разумом, не слухом,
Я вызван русским языком
Для встречи с Божьим духом
Фазиль Искандер
Я не знаю, что пережил…
Не отчаянье это, не страх, –
Утром умер великий Фазиль,
Как дитя у меня на руках.
Он упал на колени, средь книг,
Бездыханный, лишившийся сил.
Не узнать нам, за что в этот миг
Он у Бога прощенья просил.
Вены, что наливались рекой,
Превратились в тончайшую нить,
Будь я маг или трижды святой,
Я не мог бы его оживить.
То, что Богу дано одному,
Смертному ни за что не суметь.
Но Всевышний по праву ему
Ниспослал эту лёгкую смерть.
Новодевичье – память времён.
Пахнут ладаном старые мхи…
Здесь молитвою Виссарион
Отпускал, словно горлиц, грехи.
У стены лёгкий ветер сквозил,
Доносился небесный хорал…
И я видел, как с башни Фазиль
На процессию молча взирал.
Так на мир смотрит только мудрец,
Удивляясь всему, как дитя,
Краткой жизни терновый венец
Он сменил на бессмертье шутя.
* * *
Налита
Солнцем до краёв
Сухая степь…
Глазам не веря,
Смотрю
На битву муравьёв
Недоумённым Гулливером.
Тупые лбы
К земле пригнув,
Ряды сходились тихо-тихо.
И саблями
Сплетались вдруг
Усы, воздёрнутые лихо.
Построят
Тощие редут, –
Но толстые
Ударят с края…
Живые
Мёртвых волокут,
Живых
Убитыми тараня.
И самолётом саранча
Взлетает с пепельной дороги.
Ещё шагают сгоряча
Уже оторванные ноги.
Постичь пытаюсь вещий толк
Жестокой схватки предо мною,
Но с мысли
Проходящий полк
Сбивает
Песней строевою.
* * *
Золотой зверобой
и горячее поле душицы,
И обвивший смородину
сказочный алый цветок,
И родник под скалой,
тот, который доныне мне снится,
И сиреневый полог тумана
вдали от дорог.
Я мальчишкою знал:
ты должна здесь вот-вот появиться,
Вся из солнца и трав,
из ручьёв, от рассвета хмельных.
Побелели виски.
Замолчали в отчаянье птицы.
Я оставил тебя,
как венок из цветов полевых.
Я готов был припасть
к первой встречной зелёной травинке,
Потому что в тумане
всё время мерещилось мне:
Может быть, это ты
в серебристой, как сон, паутинке,
Той, что ветер принёс,
словно птица на сизом крыле.
И уехал я в город,
оставив и горы, и поле…
И в ущелье домов,
где не встретишь живого огня,
Ты по улице шла
в золотых светляках зверобоя.
Я узнал тебя сразу.
Но ты не узнала меня.
ПЕРЕДЕЛКИНО
М.Н. Алексееву
Под звон Переделкинской церкви
И песни забытых солдат
В пустыне писательской Мекки
Мы выпьем с тобою, собрат.
Все, видно, ветшает на свете,
И только могилы свежи...
И мы – беспризорные дети,
России теперь не нужны.
Давно нам отказано в праве
С богами идти на Парнас.
Мы мир собирались исправить, –
Он правит могилами нас.
Мы счастливы, – вот незадача!
Да здравствует Вечный покой.
Пусть только синица и плачет
Над скорбною нашей строкой.
Плачь, плачь... Верещи, моя птица,
Защиты у Бога прося.
Тебя называют синицей,
А ты ведь зелёная вся!
Нас красили те же метели
С эпохою пёстрой не в тон.
А, что нас живыми отпели,
Прости их, Всевышний, за то.
Не время теперь и не место
О том сокрушаться, собрат.
Так выпьем!.. Ещё неизвестно
По ком там сегодня звонят.
1992
СЕДЬМОЙ
Плот растворялся в тумане
желтком в молоке –
шесть мужиков
уходили по белой реке.
С картой сверяя,
намеченный ночью маршрут,
их командор Михаил
был серьёзен и крут.
Шесть мужиков,
свой у каждого норов и курс.
Как их смирял командор,
описать не берусь.
Старший Ильдус,
не внимая гудящей осе,
сладко дремал,
улыбаясь кому-то во сне.
Младший Ильдус
так проворно работал веслом,
словно себя – не весло проверял на излом.
А Николай,
облетевший страну до Курил,
сеть разбирая,
меня за безделье корил.
И, через камеру
мир созерцая окрест,
с борта фиксировал Слава
то камень,
то крест.
Ели седые
стояли у скал на краю.
Солнце всходило,
и мы оказались в раю,
Словно вела нас
незримая чья-то рука…
Лёгкие тучи
по дну волочила река.
Жук-водомер,
чуть касаясь стеклянной воды,
лихо скользил,
оставляя, как лыжник, следы.
Сизый голавль,
что стоял под холодным листом,
не утруждаясь,
лениво ударил хвостом.
На камышинке качалась,
дрожа, стрекоза.
Цапли на елях,
как свечи, слепили глаза.
Пах зверобой,
дозревая в горячих стогах.
Даже коровы
носили цветы на рогах.
Уж
в золотистой короне
проплыл над хвощом.
Слава кричал:
– Я такого не видел ещё!
– Что это дар
или неба извечный искус?
– Это же счастье! –
ответил, проснувшись, Ильдус, –
Это всё то,
без чего жить на свете нельзя!
– Родина это, –
невольно вдруг выдохнул я.
(Милая Родина, был ли тебе я знаком?)
Младший Ильдус загрустил
и полез за платком.
Как перископ
над водой возвышался топляк.
С берега
кепкой махал нам
парнишка-сопляк,
лошадь купая…
– То чудо, ребята, не сплав! –
Спешно копаясь в мешке,
бормотал Вячеслав.
Коля заметил:
– Стареем, видать, мужики… –
И, отвернувшись,
смахнул паука со щеки.
Слёзы мужские…
Кто нам их поставит в вину?!
Лишь командор промолчал,
но на небо взглянул.
Долго идём мы
то полной водою, то вброд.
Близится устье,
и спросит нас строгий Господь
прежде,
чем мы затеряемся в звёздной золе:
– Что вы свершили?
Что знали на грешной земле?
Что мы ответим,
не ведая жизни оков,
Шесть непутёвых,
уже неземных мужиков?
– Что мы вершили?
Ходили по белой реке!
Вот, как медали,
мозоли горят на руке.
Курс не меняли,
садясь не однажды на мель.
Мы не искали
воспетых, заморских земель.
Кланяясь каждой пещере и каждой лозе,
мы уходили в туман
и теряли друзей…
Но
всякий раз,
просветляя кромешную жуть,
нас выносила река
на спасительный путь!..
И улыбнётся Господь
нам, мальчишкам седым:
– Разве не я
был у вас в экипаже седьмым?!
* * *
Так любить суждено лишь немногим…
На глазах родового села
Рядом с клёном у самой дороги
Золотистая липа цвела.
Суждено им по прихоти ветра
Лишь касаться друг друга листвой…
И шутили сельчане над этой
Незадачливой с виду четой.
Но они на Судьбу не в обиде.
Всё им в радость: и ветер, и зной.
Ведь никто из прохожих не видел,
Как их корни сплелись под землёй!..
КАЗАРКА
На небе лебеди, иль мне мерещится?
Куда летят они? Куда – Бог весть...
А здесь, на озере, казарка плещется, –
Спасибо Господу за то, что есть.
И на ветвях берёз, моя хорошая,
Жемчужных бусинок не перечесть.
А на руке моей росы горошина, –
Спасибо Господу за то, что есть.
Пусть о бессмертии хлопочут гении.
Влюблённым в вечности хвала и честь.
А нам с тобой дано Любви мгновение, –
Спасибо Господу за то, что есть.
На небе лебеди иль мне мерещится?
Куда летят они? Куда – Бог весть...
А здесь, на озере, казарка плещется, –
Спасибо, Господу, за то, что есть.
А Я ИЩУ СЛЕДЫ СЕРЁГИ…
Памяти Сергея Дмитриевича Евсеева
То ль маяки, то ль обелиски,
То ль чьи-то души за бортом.
Бьют по лицу шальные брызги
И обжигают, как кнутом.
И вихрь проносится крылатый,
Как ястреб, делая вираж.
И волны ‒ вечные пираты,
Вопя, идут на абордаж.
Как потемневшую икону
Укрыли солнце облака.
И шутит друг по телефону:
‒ Кругом вода, но жив пока.
И я кричу:
‒ Держись, Серёга!
Зажги фонарь, к тебе иду!
Ещё чуть-чуть... Доверься Богу!
Не время нам идти ко дну!
Он отвечает, извиняясь:
‒ Не разберу, плохая связь!
На всякий случай я прощаюсь...
..............................
И связь на этом прервалась.
... Не испытав большой тревоги,
Пасутся кони на лугу.
А я ищу следы Серёги
На опустевшем берегу.
На небо тянется дорога.
С ковшом небесного огня
Навстречу мне спешит Серёга,
И вдаль уходит сквозь меня.