|
Страна без войны разорвана на части, разделили народ «на похмелку три шустрых царя». Осталось в прошлом звонкое счастливое детство, чистота нравов, старый скверик, где танцевали и шутили, весёлые раздольные застолья, нет великой страны, которая «летела в космос, побеждала, крепла». Прощай, империя, шестая часть мира! Очарованные Америкой, соблазнённые, отвернулись друг от друга народы большой державы, разорвали дружбу и братство. «Отныне Украина России не сестра, мы больше не славяне – хохлы да москали». И на карте мира остались одни Аляски. Уже нельзя приехать в любой конец страны, как к себе домой. Но хочется «и всей судьбой, и всей душой остаться там, в эсэсэсэрии».
СОДЕРЖАНИЕ
"Нет дома, где родился..."
Евгений Артюхов
"Мы жили в большой и богатой стране..." Николай Зиновьев Прописи Светлана Сырнева Первый учитель Владимир Фирсов "Я помню домик, двор и ель..." Ирина Семёнова "Он пел угрюмо: "... новый мир построим!.." Диана Кан "Сгорают звёзды, люди, царства…" Валерий Дударев "Отечество одно, а вот историй…" Александр Нестругин Гагарин Сергей Белозёров Совок Сергей Чепров Прощание с Союзом Вадим Ярцев К 23 февраля Владимир Яковлев "Переписывать историю занятно" Андрей Румянцев "Покуда брюзжало тайком диссидентство..." Диана Кан "Когда не стало Родины моей..." Татьяна Глушкова Победители Юрий Орябинский Письма в Россию Татьяна Лейко "Досмотреть бы… Зачем?" Валентина Ботева "Накануне большого потопа..." Константин Савельев Накануне парада Геннадий Фролов "Летят от киевской Почайны" Александр Горелов "Нет у нас гражданства и страны" Геннадий Верещагин "Пятнадцать лет на карте нет страны..." Иосиф Брейдо Разделение Валерий Латынин Таможня Игорь Ляпин Плач по утраченной родине Борис Чичибабин Украина Иван Белокрылов Прощальный диптих Борис Примеров Граница Владимир Беспалов Вид на Спасскую башню Виктор Верстаков Я – Советский Солдат Тимур Раджабов Севастополь Виктор Верстаков "В старом сквере танцуют и шутят" Олег Завязкин "Вместе пили, пели, обнимались..." Иван Александров Очарованные мои Игорь Ляпин "Не русский я – хохол русскоязычный..." Василий Воргуль "Последней прелестью прекрасная страна..." Геннадий Русаков Советская эпоха Владимир Шуваев Кривая берёзка Светлана Сырнева "Разрушилась страна..." Александр Катков "Я люблю ту великую, грешную..." Николай Беседин Жестокое прощанье Станислав Золотцев "А новый век – не брат меньшой" Валерий Лобанов "У карты бывшего Союза..." Николай Зиновьев "Не отмечена ничем в календаре..." Игорь Жданов "Не знаю, сон ли это или бред..." Егор Исаев "Не за харчи, не от обид..." Татьяна Шорохова Пограничное состояние Андрей Дмитриев "Мы однажды вернёмся, Россия..." Константин Фролов-Крымский Никогда не оглядывайся Ольга Григорьева "Другие ищут пусть её вину..." Геннадий Красников Возвращение Крыма Иеромонах Роман
Нет дома, где родился, нет школы, где учился, нет роты, где служил, страны, в которой жил. - Лишь холм от церкви с краю, где спят отец и мать, ещё мне помогает себя не потерять. Москва
Мы жили в большой и богатой стране, Но въехал к нам всадник на чёрном коне, Нашлись, кто открыли ворота ему, И всё погрузилось в смердящую тьму. - И денно и нощно сгущается тьма, А судьбы людские – тюрьма иль сума. «То воля народа! То воля народа!» – Кричат подлецы, что открыли ворота. Краснодарский край Прописи
Помню, осень стоит неминучая, Восемь лет мне, и за руку мама: «Наша Родина – самая лучшая И богатая самая». В пеших далях – деревья корявые, Дождь то в щёку, то в спину, И в мои сапожонки дырявые Заливается глина. Образ детства навеки – Как мы входим в село на болоте. Вот и церковь с разрушенным верхом, Вся в грачином помёте. Лавка низкая, керосинная На минуту укроет от ветра. «Наша Родина – самая сильная, Наша Родина – самая светлая». Нас возьмёт грузовик попутный, По дороге ползущий юзом, И опустится небо мутное К нам в дощатый гремучий кузов. И споёт во все хилые рёбра Октябрятский мой класс бритолобый: «Наша Родина – самая вольная, Наша Родина – самая добрая». Из чего я росла-прозревала, Что сквозь сон розовело? Скажут: всех вас обворовала Безрассудная вера! Ты горька, как осина, Но превыше и лести, и срама Моя Родина – самая сильная И богатая самая. - 1987 Киров ПЕРВЫЙ УЧИТЕЛЬ
Я помню сожжённые сёла И после победного дня Пустую Холодную школу, Где четверо кроме меня, Где нам однорукий учитель Рассказывал про Сталинград... Я помню Поношенный китель И пятна – следы от наград. - Он жил одиноко при школе И в класс приходил налегке. И медленно Левой рукою Слова Выводил На доске. - Мелок под рукою крошился. Учитель не мог нам сказать, Что заново с нами Учился Умению ровно писать. Ему мы во всём подражали – Таков был ребячий закон. И пусть мы неровно писали, Зато мы писали, как он. - Зато из рассказов недлинных Под шорох осенней листвы Мы знали Про взятье Берлина И про оборону Москвы. - Дымок от землянок лучился Жестокой печалью земли. – Любите, ребята, Отчизну, Её мы в бою сберегли... - И слово заветное это Я множество раз выводил. И столько душевного света В звучанье его находил! - А после Поношенный китель Я помню как злую судьбу – Лежал в нём Мой первый учитель В некрашеном, светлом гробу. - Ушёл, говорили, до срока, Все беды теперь позади... Рука его Так одиноко Лежала на впалой груди! - Могилу Землёй закидали. И женщины Тихо рыдали. И кто-то негромко сказал: – Медалей-то, бабы, медалей! Ить он никогда не казал... - Мой первый учитель! Не вправе Забыть о тебе никогда. Пусть жил ты и умер не в славе – Ты с нами идёшь сквозь года. - Тебе я обязан Всем чистым, Всем светлым, Что есть на земле, И думой о судьбах Отчизны, Что нёс ты на светлом челе! Москва 1937 - 2011
Я помню домик, двор и ель, Окно с болящей тётей Пашей И чёрный кожаный портфель, Насквозь антоновкой пропахший. Меня водили в первый класс, Где репродукциями в цвете Букварь спешил уверить нас, Что мы счастливей всех на свете. Мне трудно вспомнить мир в цвету, Но, сквозь погрешности в картине, Я вижу нравов чистоту, Почти немыслимую ныне. Я помню ленинский значок, Стыдливых щёк румянец нервный И кружевной воротничок Моей учительницы первой. Директор школы – фронтовик С протезом в кожаной перчатке, Был тих, серьёзен и велик, О школьном думая порядке. О, как мы верили ему! Он был для нас почти что богом, Герой, что в танковом дыму По фронтовым прошёл дорогам. Стирая кляксы на листе, В одном уверены мы были – В его строжайшей правоте, В его всезнании и силе! Орёл
Он пел угрюмо: «...новый мир построим!..» А после хмуро говорил всем нам: «Такие песни надо слушать стоя, при этом руки вытянув по швам!» - Таращили лазоревые глазки внучата, подступавшие к нему: «Мы встали, дед! Рассказывай нам сказки про Эс-Эс-Эр – великую страну». - И восставала фениксом из пепла в рассказах деда – навсегда вольна! – летела в космос, побеждала, крепла СССР – великая страна. - Омытая священным стягом алым, вставала краше прежнего она. И корчилась по кухням и подвалам бесовья диссидентская шпана. - Старуха, что слыла простой и кроткой, вдруг становилась строже и стройней. И так гремела старой сковородкой, что все боялись подступиться к ней. г. Новокуйбышевск
Сгорают звёзды, люди, царства… Испепеляющий конец! – И нет на свете государства, В котором умер мой отец. И словно он в сороковые И не выигрывал войну – Так быстро справили живые Себе отдельную страну. И словно не было державы, Свалившей гордого врага. И там, где город русской славы, Теперь чужие берега. И там, где время сохранило Могилы русских казаков, Теперь степная правит сила Чужих очей, чужих подков. И там теперь чужие страны, Где гибли русские полки, А горстку русских ветеранов Добьют латышские стрелки… Москва 1965 – 2019
Отечество одно, а вот историй… И в два десятка их уложишь вряд ли. И все почти ‒ про тяготы Эстоний И прочих угнетённых нами Латвий. Истории те сложены ‒ врагами? Да что вы! Вот же, на обложке, гляньте: Карамзины их новые слагали; Всё наши люди ‒ и на наши гранты! По паспорту, так вовсе не варяги, Но ходит гордо тёмной строчкой скользкой ‒ По финской, по мелованной бумаге ‒ Французский гонор, шведский… Даже польский! Ведь нынче каждый сто́ящий историк, Желудка зову, как присяге, верный, Историю прикидывает в столбик ‒ И переводит с русского на евро. И рукоплещут всех Европ столицы, И наш радетель красной девой мнётся. …А гонор тот до краешка страницы По мелу доскользит – и навернётся! с. Петропавловка ГАГАРИН Он шёл по ковровой тропинке, И сразу весь мир задохнулся, Быть может, его оградила И если бы после мы знали Тула 1948 - 2002
Совок - Не утратив прежних иллюзий И позиций своих не сдав, Я остался в Советском Союзе, В благодатных застойных годах. - Но в начале, доверясь свободе И попробовав жизни иной, Я был выброшен на мелководье С вечным страхом пред глубиной. - И резвиться уже не манит В грязной пене новой волны. Я не то чтоб не принимаю – Наблюдаю со стороны. - Дело в стержне, а не во вкусе. По-иному шагать не смог. Я остался в Советском Союзе, Как последний надёжный совок. Бийск ПРОЩАНИЕ С СОЮЗОМ Не с двушкой, затёртой и ржавой – Прощаюсь с великой державой. «Родопи» из куртки достану И спичек у друга стрельну. Оплакивать больше не стану Пропащую эту страну. Мы сами свободу глотали К исходу суровой зимы. Империю мы промотали, Пропили Отечество мы. Теперь ничего не исправить, Былого назад не вернуть. Империи – вечная память, А нам – неприкаянный путь. Держава отчаянных Ванек, Как птица, расстреляна влёт. Как будто огромный «Титаник», Отчизна уходит под лёд. Советский по крови и плоти, Я слёзы сглотнул – и молчу. Вы этой тоски не поймёте, А я объяснять не хочу… г. Усть-Кута 1967–2012
К 23 ФЕВРАЛЯ Почему не призовут повесткою Меня снова в армию советскую? Почему молчит тот военком, Что прислал бумажку мне казённую И назначил молодость бессонную? Где лежит он? Под каким венком? Где лежит страна моя огромная, По которой от Баку до Гродно я Мог проехать и проплыть без виз?! – Дым клубится над её руинами, Над её косыми украинами – Хохот бесов да разбойный свист. Пусть мы были немтыри и ватники, Но мы были в космосе и в Арктике И своей страной гордились мы! Пусть носил я крестик свой под тельником И ходил в пивбар по понедельникам, И не зарекался от тюрьмы! Но не нами предана и продана И с кровавой жадностью обглодана, И раздолбана, расчленена Наша оклеветанная Родина. И себя винить не стоит вроде нам, Но – терзает, но – грызёт вина. И пускай не ты один безмолвствовал, Когда всем нам не хватало воздуха, Когда самый главный, пьяный вдрызг, О свободе громко философствовал, И от их глумления бесовского Ты в тоске и муке губы грыз! Где же был тот военком советский, Что бы мог призвать меня повесткой? Под каким теперь лежит венком И уже не вспомнит ни о ком?
Москва 1952–2016
Переписывать историю занятно.
Потому-то и взялась за это рать. Это пыль глотать в архивах неприятно, И совсем-совсем другое дело – врать. Вот сижу себе в своих таёжных далях, Как всю жизнь терпел я каторгу земную
В самой чёрной из случавшихся неволь, И мечтал, на запад глядя, про иную, Про свободную обитель – Метрополь. Из-под палки я построил сто заводов, Ешьте новую стряпню
И будьте рады. Так сложилось не сегодня, не вчера: Нам лакей подносит то, что власти надо, – Что придворные готовят повара. Иркутск
Покуда брюзжало тайком диссидентство в курилках, на кухнях за сытным столом – смеялось-искрилось счастливое детство и синие ночи взвивались костром.
Оно отсмеялось, оно отыскрилось. Подёрнулось горестным пеплом утрат... И не объяснит, как всё это случилось, уже ни товарищ, ни друг и ни брат. Ужель нас за то упрекнёте? – едва ли! – вы, дети великой и страшной войны, что не холодали мы, не голодали, что звонко смеялись и в ногу шагали, что самое лучшее время застали мы – дочери ваши и ваши сыны.
Вот так и живём с ощущеньем утраты огромной страны, превращённой в туман... Мы не диссиденты и не демократы. Мы – дети рабочих и внуки крестьян.
Не ждите от нас покаянья – пустое!.. В своей ностальгии отнюдь не вольны, мы дети советской эпохи застоя – желанные чада великой страны. г. Новокуйбышевск
Когда не стало Родины моей, Я ничего об этом не слыхала: Так, Богом бережёная, хворала – Чтоб не было мне горше и больней... - Когда не стало Родины моей, Я там была, где ни крупицы света: Заслонена, отторгнута, отпета – Иль сожжена до пепельных углей. - Когда не стало Родины моей, В ворота ада я тогда стучала: «Возьми меня!»... а только бы восстала Страна моя из немощи своей. - Когда не стало Родины моей, Воспряла смерть во всем подлунном мире, Рукой костлявой на железной лире Бряцая песнь раздора и цепей. - Когда не стало Родины моей, Тот, кто явился к нам из Назарета, Осиротел не менее поэта Последних сроков Родины моей. - 8 апреля 1992 года - Из цикла «ЧАС БЕЛОВЕЖЬЯ» Москва 1939 - 2001
Победители - Раз в году, на Девятое Мая, Словно вдруг отойдя ото сна, Всенародная власть вспоминает, Что когда-то гремела война. - Что страна поднималась огромная И, пройдя через ужас и ад, Одолел неприятеля скромный Победитель – советский солдат. - Воздаются с рассвета до вечера От щедрот новорусской руки Не вернувшимся трубные речи, А живым из перловки пайки. - Не терзают властителей раны, Не гнетёт их стыдливости груз: Миллионы погибших не встанут Поглядеть на Советский Союз. - Подивиться на братство народов, На хозяев страны посмотреть, Но, увидев духовных уродов, От разрыва сердец умереть. - А живой, молчаливо бунтуя, Принимает подачку-еду, Как из власовских рук Золотую, За войну Золотую Звезду. Оренбург 1947 - 2004
Письма в Россию - Я пишу тебе письма на родину, где позабыли давно эмигрантов невольных. Мы с тобою, как щепки, плывём по воде. Кто за это ответит на Страшном суде? Кто решал наши судьбы в парах алкогольных? - Я пишу тебе письма на родину – там моё сердце болит и душа леденеет. И дыханье моё по бескрайним лесам зимним ветром летит, летним сумраком веет. - Мы уже пережили разлом и распад. Дайте ранам зажить и умолкнуть рыданьям! Вот зачем мои письма летят и летят – вас обнять перед самым большим расставаньем. Белоруссия
Досмотреть бы… Зачем? Что тебе в этом рыхлом тумане, и в тусовке грачей, и в тусовке на телеэкране? На голодный оскал – только в нём и единство народа – наглядись. Ты искал, получай её, это – свобода. - Это – каменный гость (или век?) – запах склепа и тлена… Свою чёрную кость прогрызи до седьмого колена, – - тут уж не до обид, тут заварена каша погуще: не убит – так пропит господами в какой-нибудь пуще… г. Донецк
Накануне большого потопа,
нетерпением власти горя, разделили народ, как холопов, на похмелку три шустрых царя. И спокойно всё было сначала.
Промолчал удивлённый народ. Шелупонь их на царство венчала и смотрела им преданно в рот. – Что там царство, великое дело…
Излучая спокойствия свет, стали править они неумело в ожиданье великих побед. Славен царь, коль в чести он и в силе,
но судьбинушка царская зла – ведь корону из золота лили, и корона была тяжела. Ну а эти …
– Европа… Европа… Пошустрили – и путать следы… Накануне большого потопа. Посерёдке вселенской беды. Харьков ...– 2016
НАКАНУНЕ ПАРАДА (У памятника Пушкину) И разные стояли люди, И наблюдали сотни глаз, Как зачехлённые орудья, Качаясь, плыли мимо нас. Как вырастали в мраке тайны, Как стадо мамонтов сопя, Самоуверенные танки, Тремя глазницами слепя. Как в бликах мертвенного света, Не зная ни добра, ни зла, Изящно двигались ракеты, По-рыбьи вытянув тела. Как проходили ряд за рядом Машины, полные солдат, – Как ты, и я, и все, кто рядом, Мы в этот миг дышали в лад. Как мы смотрели в сумрак стылый, До боли стиснув кулаки, Когда со сдержанною силой Пред нами двигались полки. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Так я писал тому уж боле Лет двадцати. Но понял вдруг, Что прославляю поневоле Коммунистический недуг. Весь бред интернационала, Души растлившейся грехи! – И омерзительно мне стало: Я эти выбросил стихи. Но вот сегодня на рассвете Открыл глаза и в тот же миг Нежданно вспомнил строки эти И вновь записываю их. Нет, не в порыве жалкой лести Они мной были сложены. Я пел о доблести и чести Моей любви, моей страны. Я пел о прежней громкой славе – И были помыслы чисты! – Стараясь сквозь гримасы яви Прозреть бессмертные черты. И ныне, ставя к старым строфам Строфу за новою строфой, К Америкам или Европам Я обращаю голос свой. Да, вы сейчас нам не грозите, – Но с похвалою на устах Вы к нам по-прежнему таите Все те же ненависть и страх. Я знаю цену вашим дружбам И миротворческим словам. О, как – бессильным и недужным! – Вы аплодируете нам. О, как сияют ваши лица, Как размягчаются черты, Когда сползаем мы к границам Времён Ивана Калиты. Когда Россию рвут на части, Как штуку красного сукна, Народы, кои в час несчастья Спасла от гибели она. За веком век, за сыном сына Она за них бросала в бой! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Ещё застонет Украина Под католической пятой. Среди удушливого дыма, Под грохот польских батарей – Лазурь захваченного Крыма Ещё предстанет перед ней. Ещё балтийские народы Свой перед Русью вспомнят долг, Когда раздавит их свободы Тевтонца кованый сапог. Ещё с вождей грузинских чары Слетят, как ржавые листы, Когда обрушат янычары С церквей поруганных кресты. Да, долгих семь десятилетий Мы все несли проклятья груз. Так что ж на брезжущем рассвете Вы рвёте нити кровных уз? Как будто бы безгрешны сами, На нас одних взвалили грех! . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Иль тем виновны мы пред вами, Что пострадали больше всех? Иль, может быть, в азарте мнится Вам всем, что из небытия Уже вовек не возродится, Не встанет родина моя? Напрасны эти обольщенья! Распад, сумятицу, разброд, И нищету, и униженья – Всё русский вынесет народ. Я говорю кавказским звёздам, Я говорю якутским льдам, Что снова – рано или поздно! – Но мы ещё вернёмся к вам. Не в ярости, не мести ради, А лишь на ваш призывный глас. Ибо не в силе Бог, а в правде, А правда Божия у нас! И что мечтания Китая, Европ, Америк ли возня, – Когда воскреснет Русь Святая, Как птица Феникс из огня… 1967; 1992
Москва 1947 – 2021
* * * Летят от киевской Почайны и от былинного Днепра – от Юго-Запада, с Украйны, – такие тёплые ветра! И мы – кияне-киевляне, но только тех ещё времён, когда могучие поляне Владимиров держали трон. И плыли по Днепру насады, как облака на небеси, и звался Киев стольным градом всея Руси... Наполним снова чарки братства, и сердцем – к сердцу. Как вчера. А слёзы горькие славянства теплом нам высушат ветра. Санкт-Петербург 1931–2016
Нет у нас гражданства и страны. Коридор: там Русь, а сзади – немцы, Шансы выжить – призрачно малы, Только мы живём – назло туземцам. Новым песням дан зелёный ход На волне разбуженных эмоций: Русские, поётся, не народ, А пришельцы, гунны, инородцы. Мы хотели повернуть назад, Но несёт инерция вперёд Бутафорский посмотреть парад Нас предавших маленьких свобод. г. Пярну
Пятнадцать лет на карте нет страны, Разорванной на части без войны, А мы победу празднуем упрямо С томящим ощущением вины Пред каждым, кто пророс степным бурьяном И предан василиском полупьяным. г. Караганда РАЗДЕЛЕНИЕ - Я разделён меж Доном и Днепром Безумной государственной границей. Она крушит наш первозданный дом, Где государству выпало родиться. - Нас разделяли ляхи и орда, И, въевшиеся ржавчиною, галлы. Но мы срастались заново всегда И всех врагов спесивых побеждали. - Да будет так в безбрежии веков! В нас кровь отцов течёт, а не чернила. И нет той силы, чтобы казаков В угоду королям разъединила! Москва ТАМОЖНЯ «Чи можно, чи не можно?» – С вопросами глаза. Под Харьковым таможня, Скрежещут тормоза. Такой тяжёлый скрежет, Такой гнетущий гуд, Как будто душу режут, Как будто сердце рвут. Родимая чужбина, Проклятая пора… Отныне Украина России – не сестра. Не выразить словами Куда нас завели. Мы больше не славяне Хохлы да москали. И поезд, словно в зоне, Такой вот оборот. Как шмон, идёт в вагоне Таможенный досмотр. Таможня, мало толку, Глаза свои протри! Да что ты на кошёлку, Ты в душу мне смотри! Ты видишь речку детства, Голодный видишь год? Ты видишь там, у сердца Грохочущий завод? Рабочие бараки, Пол-улицы – родня, И танцплощадку в парке, И тополь у плетня. Смотри хоть через силу, Увидь, в конце концов, И батькину могилу, И мамино крыльцо, Днепровские пороги, Лодчонку на волне, И дальние дороги, По всей большой стране. Смотри, смотри, таможня, Насколько я нечист: Я просто невозможно Какой контрабандист! И думай, что нам делать В безвременье, когда Отчизну нашу делят Паны и господа. 1992 г. Москва 1941 - 2005
Плач по утраченной родине - Судьбе не крикнешь: «Чур-чура! Не мне держать ответ». Что было родиной вчера, того сегодня нет. - Я плачу в мире не о той, которую не зря назвали, споря с немотой, империею зла, – - но о другой, о стовеково́й, чей звон в душе снежист, всегда грядущей, за кого мы отдавали жизнь. - С мороза душу в адский жар впихнули голышом – я с родины не уезжал, за что ж её лишен? - Какой нас дьявол ввёл в соблазн, и мы-то кто при нём? Но в мире нет её пространств и нет её времён. - Исчезла вдруг с лица земли тайком в один из дней, а мы, как надо, не смогли и попрощаться с ней. - Что больше нет её, понять живому не дано: ведь родина – она как мать, она и мы – одно. - В её снегах смеялась смерть с косою за плечом и, отобрав руду и нефть, поила первачом. - Её судили стар и мал, и барды, и князья, но, проклиная, каждый знал, что без неё нельзя. - И тот, кто клял, душою креп и прозревал вину, и рад был украинский хлеб молдавскому вину. - Она глумилась надо мной, но, как вела любовь, я приезжал к себе домой в её конец любой. - В ней были думами близки Баку и Ереван, где я вверял свои виски пахучим деревам. - Её просторов широта была спиртов пьяней. Теперь я круглый сирота – по маме и по ней. - Из века в век, из рода в род венцы её племён Бог собирал в один народ – но Божий враг силён. - И чьи мы дочки и сыны во тьме глухих годин, того народа, той страны не стало в миг один. - При нас космический костёр беспомощно потух. Мы просвистали свой простор, проматерили дух. - К нам обернулась бездной высь, и меркнет Божий свет. Мы в той отчизне родились, которой больше нет. Харьков 1923 - 1994
УКРАИНА - Дни суматошны, горьки и наивны. Письма родителей почта хранит. В каждом червонце мерещатся гривны Русских страстей и хохлацких обид. - Где она, Русь? Где престол Ярослава? В Киеве или в московской глуши? Где она прячется, горькая слава, Вечно туманной славянской1 души? - Если живое разрублено слепо, Разве сошьёшь так, как было вчера? ...За перепуганной тенью Мазепы Гонится бешеный призрак Петра... Москва Прощальный диптих
Прощай, простор неповторимый! По прихоти слепой совы Остались мы теперь без Крыма, Без Украины и Литвы. Вокруг тебя вовсю кричали Меридианы долготы, И письма отправлялись в дали, В печали перейдя на «ты». Как ухо, раковина в шуме, Забрасывая невода, Ловила Ригу и Сухуми И все другие города. Ты помнишь дружеские встречи, Армянский контур женских плеч, Когда вверху горели свечи, В твоих устах немела речь. Родная мать седого поля – Вся Новороссия при мне, Где неба и небес поболе, Чем где-то в стылой стороне, – Откуда холодом дохнуло, Лохматя космы камыша, Где в общем хоре потонула Моя распятая душа. Чего же ждать? К чему стремиться? Иль бобылём на ветре петь? – Несётся мимо колесница, За ней хромому не поспеть. Предел, пробел, чертовский жребий Нависли над тобой и мной, Над тьмой нескошенного хлеба, Над мокрой чёрною страной. Ворона чахлая маячит Перед забрызганным окном, А сердце вместе с далью плачет, Да, вместе с далью – об одном. Единственная на потребу! В кровавый час в который раз Раскинуло большое небо Свой золотой иконостас. Молюсь последним синим взглядом За облик и размеры дней, Где с ближним зарубежьем рядом Шли толпы кинутых теней. Они идут без сна о чуде – Узреть лачуги, явь и свет, Они идут, земные люди, В страну, которой больше нет. Прощай, великая держава, Одна шестая часть земли, Которую на переправах Мы сообща не сберегли.
Как белые голуби, Как белые голуби, Найду ль высоту? Стою я у проруби, Стою я у проруби На страстном посту. И слышится колокол, И слышится колокол Из водных аркад. Под сводом расколотым, Под сводом расколотым Не Китеж ли град?! 1938–1995
ГРАНИЦА - Отец запрягает лошадь, Снимает с гвоздя тулуп. Нам ехать по первой пороше Лечить мой проклятый зуб. - Мы выедем рано-рано, Когда ещё воздух сер, Из сонного Казахстана К соседям в РСФСР. - Нас где-то через границу Санки перенесут. Отыщет отец больницу, В которой меня спасут. - А к вечеру ухитрится В посёлке хлебнуть винца… Я еду и о границе Стесняюсь спросить отца. - Летят и поют полозья, И нет у нас больше дел. Но как же в снегах полоску Я снова не разглядел? Казахстан - Теперь и вспомнить страшно, не только что сказать: напротив Спасской башни мне доводилось спать. - Нет, приближённым не был к властителям страны и не под чистым небом валялся у стены. - В казарме спал, под крышей, от башни – за рекой. Всю ночь куранты слышал и транспорт городской. - Добавлю для дотошных, что был мой койкодром у самого окошка, на ярусе втором. - А форточка, понятно, распахнута всю ночь: и зябко, и приятно, и вниз уже не прочь. - А тут ещё ветрище со стороны реки задует и засвищет, начнёт играть в снежки, - захолодит, намочит всю наволочку мне... Зато какие ночи блистали в том окне! - Прожектора вонзались над башней в небосклон, высвечивая завязь событий и времён. - Туманясь в снежной пыли, там вспыхивали вдруг зубцы, бойницы, шпили и циферблатный круг. - Размахом, статью, славой и золотом горя, сияла над державой полночная заря. - И я, солдатик малый своей страны большой, дрожал под одеялом не телом, а душой. Москва Я – Советский Солдат
Одиночество… Сон… Беспокойная, мутная дрёма… Дни шумят в унисон – Обговорено всё и знакомо. - Я грустить не хочу, И смеяться причин не осталось, Световому лучу Для разбега нужна-то лишь малость, - Но в осколке Луны Отраженье, уныло и серо – Населенье страны, Расчленённого СССРа… - Я заплакал во сне, В унисон подпевает мне ветер. Он доносит извне: «Что ж вы сделали, сукины дети! - Я – Советский Солдат – Прохоренко, Матросов, Гаджиев Я – Москва, Ленинград, Ашхабад, Севастополь и Киев… - Через пепел и ад Я прошёл не от спеси и скуки. Я – Советский Солдат, Я выкручивал дьяволу руки! - Я не плакал навзрыд, Что в неравном бою за Отчизну Без молебна зарыт – Отслужила победа мне тризну!.. - Через множество лет Одиночества голос мой звонок, Я навиделся бед, Но рыдаю, как малый ребёнок: - По Советской земле Своей Родине, матери, маме, Как СС в полумгле, Вы прошлись, грохоча сапогами! - Я – Советский Солдат – Прохоренко, Матросов, Гаджиев… Я – Москва, Ленинград, Ашхабад, Севастополь и Киев!..» Москва СЕВАСТОПОЛЬ Над Графскою пристанью – шёпот Глубокой солёной воды. Ещё далеко, Севастополь, До нашей последней беды. Ещё инкерманские тропы Полынью не все заросли. Ещё ты стоишь, Севастополь, На краешке русской земли. Над Азией и над Европой Холодные льются дожди. Останься со мной, Севастополь, Пожалуйста, не уходи. Пусть слышен отчаянный ропот Листвы на осеннем ветру. Останься в живых, Севастополь, Иначе я тоже умру. 2011 Москва
В старом сквере танцуют и шутят. В старом сквере нас больше не будет. Этот скверик в Советском Союзе, он ведь держится только на нас. Мы последнее па разучили, нас с тобою опять разлучили. Это я, удивлённый и русый. Это ты, с детской чёлкой до глаз. - Мы стоим у облезлой колонны. Ты кусаешь стаканчик картонный. Сигареты мои отсырели. Пахнут волосы жжёной листвой. И уже начинается старость. И уже поднимается жалость... Мы тихонько друг друга одели и ушли из квартиры пустой. г. Макеевка
Вместе пили, пели, обнимались, Возводили дружбу, словно храм, А потом с похмелья разбежались По глухим углам и конурам. - Наживали, строили, творили, Мучаясь, дерзая и горя, А потом кощунственно делили Пушкина и Кобзаря… - Никому в башку не приходило, И никто не в силах объяснить: Как же можно братские могилы И святые мощи разделить? - Все мы, братцы, сволочные люди, Мы всю жизнь обречены страдать: Это мы позволили Иуде И Христа, и Родину предать. 1932 - 2010
ОЧАРОВАННЫЕ МОИ И под Харьковым, и под Жмеринкой, И в херсонской степи седой, Очарованные Америкой, Вы стоите ко мне спиной. Вы стоите с обманом под руку, За добро принимая зло. Дружба – побоку, братство – Побоку… Заколдобило. Занесло. Всё вам видится даль просторная, Всё мерещится, что сейчас Та страна, за бугром которая, В омут бросится ради вас. Я в обиде стою и горечи: Соблазнились… И на тебе – Отвернулись! Уже не родичи – Ни по крови, ни по судьбе… Вы из этого мрака выйдете, Будет ясным, как в Храме, свет, И побачитэ, и увидите, Кто навеял вам этот бред. Но и горько ещё поплачете Над развалом большой семьи. Вот увидите, ось побачитэ, Очарованные мои! 1992 Москва 1941 - 2005
* * * Не русский я – хохол русскоязычный, Влюблённый в поле, в птичий хоровод, В апрельский дождь, в июльский сон криничный, В ржаной закат, в малиновый восход. Не русский я. Стезя моя лихая Размыла южной мягкостью глагол. Но если ты брюзжишь, Россию хая, Тогда я – русский. Больше, чем хохол. Не русский я. И взгляд куда ни кину, Зажата нэнька нищенской межой. Когда же недруг лает Украину, Я – украинец всей своей душой. Не русский я. Ночами оглупело Не рвусь в терзаньях: «Чьих же я кровей?..» Меня сумская ласточка напела, Помог ей в этом курский соловей.
Последней прелестью прекрасная страна в канун разоров, мятежей и мора лежит, и слушает, и шепчет имена пятнадцати столиц как имена укора. - Имперской нежностью мне стискивает грудь – я тоже по земле ходил державным шагом. Ах, этот Шёлковый, бухарский этот путь, и ветер Юрмалы с напругом и оттягом! - Я малой малостью на свете не владел, но жалко общности… Земли всегда хватало. Переточилась нить, и близится предел единству языка и рыхлого металла. - Прощай, империя. Я выучусь стареть. Мне хватит кривизны московского ампира. Но как же я любил твоих оркестров медь! Как называл тебя: «Моя шестая мира!» Москва СОВЕТСКАЯ ЭПОХА - По большому ни с кем не спорила, Погасив маяки огней, Отшумела, уйдя в историю, Атлантида советских дней. - И хотел бы я, не хотел бы я, Никого совсем не виня, В этой бездне, покрывшись стеблями, Затонула и часть меня. - Толща вод над твоими башнями. С каждым годом – вода темней. Но нет-нет да и тронет за душу Дальний отсвет твоих огней! - Пусть развеяны твои истины И затёрты слова идей, – Помню лица, такие чистые, Бескорыстных твоих детей… Москва 1946 – 2014
Кривая берёзка
Это давнего, дивного детства весна, где природа блестит, оживая. И опять во все стороны света видна в чистом поле берёзка кривая. - Пусть убога, мала, не на месте взошла и над пашней шумит, не над лугом – осторожно её борона обошла, не задело родимую плугом. - Кто её уберёг для себя и детей, кто пахал этот клин худородный? Фронтовик, навидавшийся всяких смертей, иль подросток деревни голодной. - Это было в далёкой советской стране, это есть колыбель и обитель. Вот он едет в село на железном коне – Работяга, отец, победитель! - Это жизнь, это в космос Гагарин ушёл, и туда же качели взовьются. И ребёнка спросонья сажают за стол, где раздольные песни поются. Киров
Разрушилась страна, А я остался цел. Меня они не взяли на прицел. - Но я с тех пор живу на той войне С разрушенной страной наедине. - Я до сих пор кричу от немоты: «Ужель была неправедною ты? - Ужели ты, пропавшая страна, Была так непригожа и срамна? - Ну почему тебя не заслонил, Да с чем я жил, да где я раньше был?» - Я просыпаюсь, до утра курю, В сырую тьму печально говорю: - «Любимая моя, подай же весть!» И мне с небес доносится: «Я здесь…» Кемерово
Я люблю ту великую, грешную, Ту, ушедшую в вечность страну, И за веру её сумасшедшую, И за праведную вину. Не просила у мира, не кланялась, Берегла свою честь испокон. И прости её, Боже, что каялась Не у тех, к сожаленью, икон. Было всё – упоенье победами, Были всякие годы и дни, Но над всеми смертями и бедами Было что-то, что небу сродни. И когда-нибудь праздные гости Спросят новых вселенских святых: «Что за звёзды горят на погосте?» И услышат: «Молитесь за них». Жестокое прощанье - (Отрывок) - ...Я столько лет пытался примириться, не разумом, но сердцем, столько лет старался примириться с тем, что нет страны, в которой довелось родиться, точнее – государства, где росли, где жили и которое порою за глупости властей, системы, строя ругали, а бывало, и кляли. И всё же было нам оно – родное, как мирозданье веры и земли. И убеждать нас было бесполезно, что в некий час обрушится, как в бездну, миропорядок на одной шестой земного шара – Власть, Держава, Строй. Но в новой Смуте это всё исчезло. ...И я рассудком за десяток лет почти привык к тому, что больше нет империи моей на свете белом. Но сердцем, но душою, кровью, телом я этого принять не в силах был и ощутить судьбы моей распыл! - И только в этом городе восточном неумолимо, неотступно, прочно всем существом я понял эту явь – как будто море огненное вплавь я пересёк... И в сердце зазвучали слова, горчайшей полные печали, над горьким прахом, посреди развалин жилья, где я когда-то счастлив был с той женщиной, которую любил... Слова – как выдох боли многоглавой: - «Прощай, моя Советская Страна, прощай, моя Союзная Держава! Дай Бог – другие будут времена, твой новый образ возродят потомки... Сегодня же вокруг – одни обломки, уже остывший пепел, прах седой, покрывшийся травой забвенья сочной. Дай Бог, чтоб стал он самой доброй почвой для новых всходов, нового пути. Сегодня же – прощай! И нас прости...» Псков 1947 – 2008
А новый век – не брат меньшой. Уж не прижиться в новой эре и всей судьбой, и всей душой остаться там, в эсэсэсэре. - Зарубки памяти везде, и все хорошие, хоть тресни! Как пело радио весь день, красивые большие песни, - какие летом шли дожди, какие грозы шли с Валдая! Какие славные вожди! Какая мама молодая! - Это потом – маркиз де Сад да распри Гоголя с Белинским… Какой чудесный детский сад произрастал в селе Ильинском! - …Душе устроить выходной и балансировать над бездной в горах Армении небесной, на холмах Грузии родной. г. Одинцово
У карты бывшего Союза, С обвальным грохотом в груди, Стою. Не плачу, не молюсь я, А просто нету сил уйти. Я глажу горы, глажу реки, Касаюсь пальцами морей, Как будто закрываю веки Несчастной Родине моей. Краснодарский край
Не отмечена ничем в календаре Вереница этих дат и этих чисел: На моря Россия вышла при Петре, А вернулась восвояси – при Борисе. И теперь на всех окраинах – прогресс По-румынски, по-литовски – по-нацистски Панихиды по дивизиям СС И порушенные наши обелиски. И неведомо ни Польше, ни Литве, Да и внукам победителей едва ли, Что подонки со звездой на рукаве, А не русские поляков убивали. И уже им слова лишнего не кинь, Ни намёка на великую державу: Им запомнилась проклятая Катынь, А не тысячи погибших за Варшаву. Что-то сгинуло и кануло на дно, Может, вера в бескорыстие России? Только вам – пути иного не дано, Как бы вы на все лады ни голосили. Жаль могил и наших русских деревень, Что остались за чертой, за перевалом… Вами будут помыкать кому не лень, Так не раз уже в истории бывало. Москва 1937 – 2005
Не знаю, сон ли это или бред: На карте мира с помощью указки Ищу Россию, а России нет. Нет родины, кругом одни Аляски. - Продали всё: и волжскую волну, И лес, и степь, и все четыре дали, Продали превеликую страну, Как без войны в нахрап завоевали. Москва 1926 - 2013
Не за харчи, не от обид, В общаге старой – не в обители, Я стала Родину любить, Когда вокруг возненавидели. До преисподней всей земли Расколотая перебранками, Она лежит – и ковыли Тускнеют над её останками. Дрожа предчувствием осин, Чернея ягодой-смородиной, Мне до кончины голосить Над изуродованной Родиной. То причитая, то без слов По-бабьи отпевать запретную Мою горючую любовь – И позднюю, и безответную... Тосно Пограничное состояние
Мы посмотрим ещё, чья бумага дольше вытерпит, позже сгорит. Я сбегу из-под вашего флага. Соскочу с безнадёжных орбит. - Так и брызжет слюной с никотином, издавая хронический рык, власть фригидная с «гэ» фрикативным. Так и вырвет мой грешный язык. - В огороде пасутся дебилы, дядьки в Киеве сходят с ума: «Убирайся в свои Фермопилы! Заскучала твоя Колыма…» - И грозят из динамика в спину, что моей здесь не будет ноги. Так и ждут, что копыта откину – и припишут чужие долги. - Это мы проходили: в два счёта приучали себя к нищете, а спартанцы по кругу почёта возвращались домой на щите. - К Фермопилам давай, к терриконам, где копьё до звезды достаёт, где препятствовать волчьим законам соберётся не больше трёх рот – - дармоедов встречать, мародёров (для прикрытья – отечества дым), где подпишутся триста шахтёров за меня. А тогда – поглядим. Харьков * * * Мы однажды вернёмся, Россия, Под твои вековые крыла, От свободы своей обессилев, Что обчистила нас догола. От бредовых своих вожделений, Под кликушеский западный вой Мы придём и уткнёмся в колени Непокрытой своей головой. Побеждая в боях эпохальных, Об униженных братьях скорбя, Ты жалела и ближних, и дальних, Никогда не жалея себя. Ты несла это бремя отроду, Как венец из терновых ветвей, Положив за чужую свободу Миллионы своих сыновей. Сколько стоили эти победы Крови, пота, отваги, труда, Если с запада – немцы да шведы, Золотая – с востока – Орда! Быть бы нам бессловесной прислугой, С очерствелою коркой в горсти, Если б ты не надела кольчугу И не встала у них на пути. Натерпевшись от «жизни красивой» По наивной своей простоте, Мы однажды вернёмся, Россия. Так бывает у взрослых детей. В знак раскаянья и очищенья, Признавая порочность и блуд, Мы открыто попросим прощенья За своих бесноватых иуд. Заигрались народные слуги, В одиночку деля пироги! Сколько лет наши дети и внуки Раздавать будут наши долги! Мы укажем своим демократам Дальний путь в долговую тюрьму. Лучше быть на Руси «младшим братом», Чем холопом в чужом терему. Мы столы вкусной снедью накроем, В кубки вина златые нальём, По былому поминки устроим, Наши лучшие песни споём. Нас отрезали и не спросили, Нужно ль нас от тебя защищать… И когда мы вернёмся, Россия, Ты простишь. Ты умеешь прощать. г. Симферополь НИКОГДА НЕ ОГЛЯДЫВАЙСЯ
Никогда, никогда не оглядывайся назад. Вот оглянешься на мгновенье – и жизнь пройдёт. Соляным столпом замрёшь у всех на глазах, Так жену потерял, спасаясь, послушный Лот. Так жену потерял, из Аида ведя, Орфей – Посмотрел, оглянувшись, не выдержал лишний час. Не оглядывайся, терпи! Лишь вперёд, скорей, Колесницей, поездом, ветром по свету мчась. Ни к чему вспоминать. Не вернуть ни любовь, ни жизнь. И зачем тебе лишняя рана, на сердце след? Нет давно страны, где мы с тобой родились, И отцов, за неё воевавших, на свете нет. Прогони эту память, эти химеры прочь, И тогда пойдут отлично твои дела. Позабудь язык, страну, родителей, дочь, Как жена Сальвадора Дали – Гала. Что ещё в эту долгую ночь я могу сказать? Снова память стучит в висок, прогоняя сон. Не оглядывайся! Беги! Не смотри назад! Но на кончиках пальцев уже проступает соль.
г. Омск
Другие ищут пусть её вину, забыв о подвигах её, о славе, – а я любил советскую страну, её лицо в его простой оправе. Прощай, светящееся полотно, сеанс последний жизни быстротечной, – а я любил советское кино с его весной на улице Заречной. Опять скворцы нарушат тишину, Земля проснётся на орбите зыбкой, – а я любил советскую весну с её живой гагаринской улыбкой… Хватало и словесной чепухи, и на Голгофу приводило слово… А я любил советские стихи от Маяковского до Смелякова!.. В черёмуховый мой, в рабочий край позарастали стёжки и дорожки, – а я любил советский Первомай, его плакаты, песни и гармошки! Средь обелисков скромных и венков – трава забвенья, словно откровенье, а я любил советских стариков, святое фронтовое поколенье… Страна моя, страдая и любя, о как твой дух, твой труд, твой путь был молод, коль до сих пор враги палят в тебя, в исчезнувшую, но убить не могут!..
г. Лобня ВОЗВРАЩЕНИЕ КРЫМА Фашист не брат. Хатынь – порука: Там, где славян славяне жгли. Не брата тронули, не друга – Мы от фашиста Крым спасли. А мiр, что вероломством славен, Рисует образ дикаря. Убийцы вспомнили о праве, Лжецы неправдою корят! Верх европейского цинизма. Мать Рускiх городов в огне! Пока мы боремся с фашизмом, Господь на нашей стороне. Пусть новоявленным иудам Претит победа над чумой… Не знаю радостней минуты, Чем возвращение домой. 23.03.2014
Скит Ветрово |
|
|