Русская поэзия | Геннадий Фролов

Геннадий Фролов

 
 
ФРОЛОВ Геннадий Васильевич (1947–2021) родился в Курске. Детство и юность прошли в Орле, куда в самом начале 50-х переехали его родители. Окончил Литературный институт имени А.М. Горького. Первые стихи были опубликованы в 1965 году в газете «Орловский комсомолец». Автор поэтических книг «Сад» (1982), «Месяцеслов» (1987), «Бьющий свет» 1992), «Вавилонская башня» (1992), «Накануне парада» (1993), «Невольные мысли» (1997), «Погост» (2000), «Тревожный звон» (2002). Лауреат премии имени А. Фета. Жил в Москве.
 

  "Только в зеркале вырвет из мрака..."
"Я постою ещё, я сердце успокою..."
В храме
Накануне парада
"Что за птица ко мне прилетала..."
 

* * *

Только в зеркале вырвет из мрака

Сигарета неясный овал.

Только хрипло пролает собака

Непонятные людям слова.

-

И опять тишина без движенья,

И опять эта вязкая мгла.

Исчезает мое отраженье

В запылившейся толще стекла.

-

Ну и ладно, пускай исчезает!

Пусть собака скулит в конуре!

Слишком долго, увы, не светает

В октябре, в ноябре, в декабре.

-

Слишком скучно за фосфорной стрелкой

Наблюдать мне в январскую ночь.

Страстью куцею, мыслию мелкой –

Даже время нельзя истолочь.

-

Ладно бы сквозь сырые туманы

Этой едкой, как щёлочь, ночи

Мне всплывали бы душные тайны,

Преступления и палачи.

-

Нет, какие-то дрязги бессилья,

Трусость явная, ложь на виду.

Отболев, умирает Россия,

Я её хоронить не приду.

-

Ни слезы не осталось, ни вздоха,

Ну не выть же, как пёс, на луну.

Нас без нас похоронит эпоха,

Матерясь и пуская слюну.

-

Мы простились до крайнего срока,

Пусть она вспоминается мной

Чернобровою, голубоокой,

С золотою за пояс косой.

-

Не склонявшей лицо перед вьюгой,

Знать не знавшей о скором конце,

А не этою нищей старухой

С медяками на мёртвом лице.





* * *

                                      Н. Лисовому

-

Я постою ещё, я сердце успокою,

Я повторю опять печальных две строки:

Прекрасен Божий мир, но я его не сто́ю,

Ни этих облаков не сто́ю, ни реки.

-

Я никогда не лгал. В стихах, по крайней мере! –

Но правду ль говорил? Не в том ли и беда,

Что, вопреки всему, мы чувствуем потерю

Того, что не нашли нигде и никогда?

-

Ну, что же! И пускай! И можно ли иначе?

Прожить бы эту жизнь, что думать о другой!

Все неудачи, брат, и все наши удачи –

Ничто они, увы, пред этой тишиной,

-

Пред этою листвой, пред веткою любою,

Пред ржавым стебельком раздавленной травы,

Пред этою на нас струящейся любовью

С полей родной земли, с небесной синевы.

-

Но как вместить её? И всё гляжу с тоскою,

И всё твержу, твержу печальных две строки:

Прекрасен Божий мир, но я его не сто́ю,

Ни этих облаков не сто́ю, ни реки!





В храме

-

Купола ободраны на крыши

Полувека более назад.

И пылает огненный и рыжий

Меж стропил синеющий закат.

-

Но внутри, где пасмурно и тихо,

В ясном блеске острого луча

Всё видны рука Его и Книга

На покрытых гарью кирпичах.





НАКАНУНЕ ПАРАДА

(У памятника Пушкину)

И разные стояли люди, 
И наблюдали сотни глаз, 
Как зачехлённые орудья, 
Качаясь, плыли мимо нас.

Как вырастали в мраке тайны, 
Как стадо мамонтов сопя, 
Самоуверенные танки, 
Тремя глазницами слепя.

Как в бликах мертвенного света, 
Не зная ни добра, ни зла, 
Изящно двигались ракеты, 
По-рыбьи вытянув тела.

Как проходили ряд за рядом 
Машины, полные солдат, – 
Как ты, и я, и все, кто рядом, 
Мы в этот миг дышали в лад.

Как мы смотрели в сумрак стылый, 
До боли стиснув кулаки, 
Когда со сдержанною силой 
Пред нами двигались полки.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

Так я писал тому уж боле 
Лет двадцати. Но понял вдруг, 
Что прославляю поневоле 
Коммунистический недуг.

Весь бред интернационала, 
Души растлившейся грехи! – 
И омерзительно мне стало: 
Я эти выбросил стихи.

Но вот сегодня на рассвете 
Открыл глаза и в тот же миг 
Нежданно вспомнил строки эти 
И вновь записываю их.

Нет, не в порыве жалкой лести 
Они мной были сложены. 
Я пел о доблести и чести 
Моей любви, моей страны.

Я пел о прежней громкой славе – 
И были помыслы чисты! – 
Стараясь сквозь гримасы яви 
Прозреть бессмертные черты.

И ныне, ставя к старым строфам 
Строфу за новою строфой, 
К Америкам или Европам 
Я обращаю голос свой.

Да, вы сейчас нам не грозите, – 
Но с похвалою на устах 
Вы к нам по-прежнему таите 
Все те же ненависть и страх.

Я знаю цену вашим дружбам 
И миротворческим словам. 
О, как – бессильным и недужным! – 
Вы аплодируете нам.

О, как сияют ваши лица, 
Как размягчаются черты, 
Когда сползаем мы к границам 
Времён Ивана Калиты.

Когда Россию рвут на части, 
Как штуку красного сукна, 
Народы, кои в час несчастья 
Спасла от гибели она.

За веком век, за сыном сына 
Она за них бросала в бой!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

Ещё застонет Украина 
Под католической пятой.

Среди удушливого дыма, 
Под грохот польских батарей – 
Лазурь захваченного Крыма 
Ещё предстанет перед ней.

Ещё балтийские народы 
Свой перед Русью вспомнят долг, 
Когда раздавит их свободы 
Тевтонца кованый сапог.

Ещё с вождей грузинских чары 
Слетят, как ржавые листы, 
Когда обрушат янычары 
С церквей поруганных кресты.

Да, долгих семь десятилетий 
Мы все несли проклятья груз. 
Так что ж на брезжущем рассвете 
Вы рвёте нити кровных уз?

Как будто бы безгрешны сами, 
На нас одних взвалили грех!

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 

Иль тем виновны мы пред вами, 
Что пострадали больше всех?

Иль, может быть, в азарте мнится 
Вам всем, что из небытия 
Уже вовек не возродится, 
Не встанет родина моя?

Напрасны эти обольщенья!
Распад, сумятицу, разброд, 
И нищету, и униженья – 
Всё русский вынесет народ.

Я говорю кавказским звёздам, 
Я говорю якутским льдам, 
Что снова – рано или поздно! – 
Но мы ещё вернёмся к вам.

Не в ярости, не мести ради, 
А лишь на ваш призывный глас. 
Ибо не в силе Бог, а в правде, 
А правда Божия у нас!

И что мечтания Китая, 
Европ, Америк ли возня, – 
Когда воскреснет Русь Святая, 
Как птица Феникс из огня…

1967; 1992




* * *

Что за птица ко мне прилетала,
Что мне пела, что пела, спеша,
Чем на песню её отвечала
Молодая слепая душа, –

Я забыл за мельканием быстрым
Торопливых несчитанных дней.
Но сегодня, проснувшись на чистом
На рассвете, вдруг вспомнил о ней.

И с утра все хожу, повторяя,
Так что кругом идёт голова:
Что за песня – такая простая,
А никак не припомню слова.

Лишь мотив возникает порою
И теряется сам по себе
В бормотании, плаче и вое
Одинокого ветра в трубе.