20.04.2024
Н. Климов
|
 |
| Русская поэзия начала - середины XX века | Борис Корнилов | ||
Борис Корнилов
1907-1938
Борис Петрович Корнилов – русский поэт. Родился 16 июля (29 н.с.) 1907 года в селе Покровском Семёновского уезда Нижегородской губернии в семье сельского учителя. Его стихи, поэмы проникнуты романтикой борьбы за новый мир. 20 февраля 1938 года Военная Коллегия Верховного Суда РСФСР приговорила Корнилова Б.П. к высшей мере наказания. В тот же день его расстреляли.
Подробнее...
Фотоальбом
Борис Корнилов: «Всё о жизни, ничего о смерти…»
Документальный фильм
|
Сортировать:
|
|
по популярности
|
|
1.
Борис Корнилов: «Всё о жизни, ничего о смерти…»
Документальный фильм
СТИХИ
СОЛОВЬИХА
У меня к тебе дела такого рода,
что уйдёт на разговоры вечер весь, ‒
затвори свои тесовые ворота
и плотней холстиной окна занавесь.
Чтобы шли подруги мимо,
парни мимо
и гадали бы и пели бы скорбя:
‒ Что не вышла под окошко, Серафима?
Серафима, больно скучно без тебя...
Чтобы самый ни на есть раскучерявый,
рвя по вороту рубахи алый шёлк,
по селу Ивано-Марьину с оравой
мимо окон под гармонику прошел.
Он всё тенором,
всё тенором,
со злобой
запевал ‒ рука протянута к ножу:
‒ Ты забудь меня, красавица,
попробуй...
Я тебе тогда такое покажу...
Если любишь хоть всего наполовину,
подожду тебя у крайнего окна,
постелю тебе пиджак на луговину
довоенного и тонкого сукна.
А земля дышала, грузная от жиру,
и от омута Соминого левей
соловьи сидели молча по ранжиру,
так что справа самый старый соловей.
Перед ним вода ‒ зелёная, живая,
мимо заводей несётся напролом ‒
он качается на ветке, прикрывая
соловьиху годовалую крылом.
И трава грозой весеннею измята,
дышит грузная и теплая земля,
голубые ходят в омуте сомята,
поларшинными усами шевеля.
А пиявки, раки ползают по илу,
много ужаса вода в себе таит ‒
щука ‒ младшая сестрица крокодилу ‒
неживая возле берега стоит...
Соловьиха в тишине большой и душной...
Вдруг ударил золотистый вдалеке,
видно, злой и молодой и непослушный,
ей запел на соловьином языке:
‒ По лесам,
на пустырях
и на равнинах
не найти тебе прекраснее дружка ‒
принесу тебе яичек муравьиных,
нащиплю в постель я пуху из брюшка.
Мы постелем наше ложе над водою,
где шиповники все в розанах стоят,
мы помчимся над грозою, над бедою
и народим два десятка соловьят.
Не тебе прожить, без радости старея,
ты, залётная, ни разу не цвела,
вылетай же, молодая, поскорее
из-под старого и жёсткого крыла.
И молчит она,
всё в мире забывая, ‒
я за песней, как за гибелью, слежу...
Шаль накинута на плечи пуховая...
‒ Ты куда же, Серафима?
‒ Ухожу.
Кисти шали, словно пёрышки, расправя,
влюблена она,
красива,
нехитра ‒
улетела.
Я держать её не вправе ‒
просижу я возле дома до утра.
Подожду, когда заря сверкнёт по стёклам,
золотая сгаснет песня соловья ‒
пусть придёт она домой
с красивым,
с тёплым –
меркнут глаз его татарских лезвия.
От неё и от него
пахнуло мятой,
он прощается
у крайнего окна,
и намок в росе
пиджак его измятый
довоенного и тонкого сукна.
1934
ПАРЕНЬ ИЗ СВЕТЛОВСКОЙ «ГРЕНАДЫ»
Из антологии Е. Евтушенко «Десять веков русской поэзии»В 1952 году после первой книжки стихов меня приняли в Союз писателей и, несмотря на отсутствие аттестата зрелости, в Литинститут. На лестничной площадке второго этажа стоял детинушка в пиджаке с ватными плечами фасона «а ну, брат, полегче», вбаскетбольных кедах и вообще похожий больше на баскетболиста, чем на поэта, с ироничными выпуклыми глазами, с темно-коричневыми родинками, щедро рассыпанными по лицу, и с ярко-земляничными губами, вывороченными чуть по-африкански.
– Новенький? – спросил он меня. – Ну-ка проверим тебя на «вшивость».
И начал читать, слегка заикаясь:
…от Махач-Калы
до Баку…
Я не дал строкам зависнуть и немедля подхватил:
…луны плавают на боку.
Насмешливость в его глазах исчезла. Он протянул ручищу:
– Роба… Из Петрозаводска… Ну, для новичка ты в полном поря…
Такова в Литинституте была взаимопроверка – чужими стихами. Особенно – стихами непереиздаваемых поэтов, или уже расстрелянных, или сидевших. По знанию их стихов мы определяли сразу: свой или не свой. Борис Корнилов, Павел Васильев, Ярослав Смеляков были нашими паролями. А ведь это было при Сталине, да еще и в параноидальную пору разоблачения «врачей-убийц».
Когда сейчас пытаюсь поиграть на узнаваемость стихов с нашими молодыми поэтами, ничего не получается – они плохо знают чужие стихи, да и свои не помнят наизусть.
Я впервые увидел стихи Корнилова в его раннем сборнике, который мой старший друг, будущий знаменитый футбольный обозреватель Лев Филатов, прятал на полке за первым рядом книг. И тут выяснилось, что я уже знал этого поэта по песне «Нас утро встречает прохладой…» на музыку Дмитрия Шостаковича, по обожаемым еще в детсаде стихам «Как от меда у медведя зубы начали болеть».
