Русская поэзия | Владимир Квашнин

ЖИВАЯ

Развалился рассвет

Над тайгой свежепиленным тёсом;

Расстелила заря

Над туманами розовый плат.

Золотым гребешком

Вниз пройдясь по березовым косам,

По осколкам зеркал

Перешла меж камней перекат

К деревеньке моей,

Что раскинула избы над яром,

На ладонях полян

Среди леса, в подмышке реки…

А вокруг журавли

Из болот подпевают гагарам,

И целуют озёра

Шальные от счастья чирки.

Здесь по-русски живут.

И уходят из жизни по-русски.

А чего тут жалеть –

Каждый сам выбирает судьбу:

Или водку с утра

Месяцами хлестать без закуски,

Или днями в поту

Заплетать кружевами резьбу

По духмянности плах,

Чтоб запела в них даль ветровая,

Чтоб проезжий народ,

Увидавший мой храм у реки,

Вдруг, опешив, сказал:

«Боже мой, да она ведь – живая!

Вот же – матушка-Русь!

Что ж хороним её, мужики?!»

Не в полотнах она

Дотлевает в тиши Эрмитажа,

А живёт как жила –

Только спрятала серьги под шаль.

Как тут петь да плясать,

Если небо над Родиной в саже,

Если мышь-вороньё

Тащит зёрна в заморскую даль?!

Ничего, всё пройдёт.

Всё на круги своя возвратится.

Нам бы только у Бога

Прощенье своё заслужить

За всё то, что бездумно

Творили с родимой землицей,

И понять наконец:

Без деревни России – не жить…

Вот и первый дымок,

По соседству, над крышей поднялся.

В переулке петух

Загорланил, встречая рассвет…

Вот и снова в любви

Я деревне у речки признался:

Без неё, как без Родины,

Жизни для русского – нет!

ОХОТНИК

Дым над плёсом гнётся коромыслом,

Лижет пламя мятый котелок,

Харюзок, на прутике повиснув,

Пульками отстреливает сок.

Укатившись мячиком за плато,

Плещет в речке солнце на мели,

И стекает золото заката

По ветвям в речные хрустали...

Кто я здесь – хозяин, гость, прохожий?

Я – охотник, вот мой карабин.

Значит, враг? Но почему всей кожей

Чую горечь срубленных рябин?

И на тропах зверя обрываю

Петли браконьеров у реки.

Почему? Да потому, что знаю –

У добра должны быть кулаки.

Не нужна властям моя природа...

Что с того, что лампою – звезда,

Что порой еды – мука и сода?

Не помрём, у нас и чай – еда.

Это дочь всё зазывает в город.

А кому за живностью смотреть?

Вот хвоинка юркнула за ворот –

Тоже надо кроху отогреть.

Здесь ночами думаешь о многом:

Времени, правителях, стране...

Вот кому бы с совестью и с Богом

Хоть разок побыть наедине!

Солнце вниз ушлёпало по броду,

Месяц серебром осыпал мох.

Ухнул филин – выяснить погоду,

У бельчат подняв переполох.

Паучок спустился с небосвода.

Чай брусничный млеет на огне...

Засыпает дикая природа,

Жизнь свою доверившая мне.

НА САМОМ КРАЕШКЕ ЗЕМЛИ

С ружьишком стареньким и лайкой

Под мелко сеющим дождём,

С душой ранимой под фуфайкой

Иду в тайгу осенним днём.

Как Рудакова баба Шура,

У ней одна дорога – в храм.

И я – такая же натура –

К своим бельчатам и бобрам

Спешу по гарям и болотам

С аптечкой к старцу-глухарю,

Простым, но жизненным заботам:

Полянку выкосить зверью,

Поднять стожок, ведь всяко может –

Морозы жмут который год.

А вдруг лосиха занеможет,

И у зайчих к весне приплод...

И дело даже не в добыче.

А в чём? Да мне ли это знать...

Кому-то – страсть, другим – обычай,

А я готов и ниц упасть

Перед зарёю на колени,

Пичугой малою, за шаг...

И слушать с детским умиленьем

Лесных доверчивых бродяг.

Замолкнет дятел, сойка тонко

Заверещит: «Лиса, лиса!»

Живи, живи, моя сторонка!

Смотрите, люди, в небеса!

И я смотрю, смотрю и плачу

От счастья жить, дышать, любить,

Брать в сердце слово на удачу

И вить серебряную нить

Таких стихов, чтоб мир дивился,

Чтоб по углам щемилось зло...

А то, что здесь, в глуши, родился,

Не значит, что не повезло...

Не плачьте, гуси, надо мною,

Не рвите душу, журавли,

Я первым выйду к вам весною

На самый краешек земли.

ДАЛЁКАЯ МОЯ

Опрокинув ковшик над избушкой,

Плещут звёзды в млечных омутках.

Вьётся дым берёзовою стружкой,

Спят леса в серебряных мехах...

Вот и этот год опять встречаю

С лаечкой, средь сопок и зверья...

Кто бы знал, как по тебе скучаю,

Милая, далёкая моя!

У тебя проспект бежит вдоль окон,

У меня – бескрайняя тайга,

Закрутив метели белый локон,

Красит зорькой понизу снега.

По ночам вальсируют осинки,

Подчиняясь лунной ворожбе,

И кружат полярные снежинки

Светлые, как мысли о тебе.

Мысли, что когда-нибудь на свете,

Пусть не в этой жизни, так в другой,

Не зимой, так летом, на рассвете

Встретимся, хорошая, с тобой.

Обниму, заштопаю все ранки

На душе иголочкой пихты,

Зацелую солнцем на полянке,

Окольцую лентой бересты.

Самою счастливою на свете

Сделаю, да мне ли не суметь!?

Главное, мечту свою в секрете

Сохранить, да золото на медь

Не пустить в размен с бродягой-ветром,

Да пореже ссориться со сном.

Завтра снова день – по километрам...

Ничего, пусть пишет за окном

Веточкой замёрзшею осинка

Золотое имя на снегу...

Ты – не часть моя, не половинка,

Ты – мой воздух, хлеб, костёр в пургу,

Мой хранитель, муза, вдохновенье,

Свет небес моих в закате дня...

Это ты – моё стихотворенье,

Песня лебединая моя...

* * *

Знаешь, ты не права.

Я не голубь, клюющий с ладони,

я родился в краях,

где туманы дрожат на весу,

где летящие в мах

над землёй ошалелые кони

с осеребренных трав

осыпают копытом росу.

Там осколки зеркал

разметало небесной стремниной,

золотые закаты,

обнявшись, с рассветом встают

и казалось тогда

наша жизнь будет длинной-предлинной,

как душевная песня,

которую вместе поют.

И такими бескрайними,

светлыми виделись дали,

если друг, значит друг,

а любовь, так одна навсегда,

как мы пели, клялись,

как дружили, смеялись, мечтали!

Как наивны мы были….

как искренны были тогда.

А надежда живёт,

что осталась та дверь приоткрытой,

я по самому краюшку зорьки

босым прокрадусь,

в серебро окунусь

среди трав и душою умытый

на крылатом коне

своей юности, ветром напьюсь...

...Ты меня не кори,

что живу я мечтой голубою,

я же всё понимаю,

что это пустые слова,

ничего не вернуть,

я конечно согласен с тобою,

я конечно не прав....

Только всё же и ты не права!

ЗООПАРК

Тайга. Рассвет. Над речкой звёзды

Клюют неспешно глухари…

Смотрю… И острие занозы

Опять царапает внутри.

Как жаль – нельзя охотоведу

Жить по законам лебедей,

Им – в небеса, тебе ж по следу

Ползти назад в клубок людей.

Жена с весны: «А, может, хватит?

Все едут к морю, ты – в тайгу!

Мне льготный дали, всё оплатят,

А Юля? Снова – не смогу?..»

А доча – всё моё богатство…

Приморский город, солнце, пляж.

Жена с утра бежит купаться,

А дочка, взяв на абордаж

Мою ладонь: «По зоопарку!»

Жираф… Верблюды… Змеи… Слон…

Козёл облез, но держит марку…

Макаки в пляс… И слышу стон

Чуть в стороне, и вижу в клетке

Встал медвежонок из угла,

И вдруг слеза, по ржавой сетке

Скользнув, ладонь мою прожгла.

А дочка: «Па, он лапку тянет!

Ты хочешь в лес? Не бойся, нет,

Медведик, папа не оставит,

Он добрый, он – охотовед!

Он всех спасёт! Он оленёнка

Отбил у волка в холода…»

А я, прижав к груди ребёнка,

Беззвучно плакал от стыда.

Вокруг народ смеялся громко.

Кружил над парком медный туш.

И стыли слёзы медвежонка

На омертвевшей коже душ.

ПОД СЕРДЦЕМ ВЕКА

Когда земля ещё сшивала

противотанковые рвы,

когда любая мама знала,

как печь лепёшки из травы,

и по ночам ещё держали

открытой дверь и свет в окне,

ещё умели ждать

и ждали

давно убитых на войне.

Ещё сидели на каталках

обрубки огненных полей,

ещё горели в своих танках

они в тиши госпиталей,

ещё менялась на базарах

тушёнки банка у жулья,

ещё держал ГУЛАГ на нарах

любивших Родину как я,

и только-только поднимались

страной Кузбасс и целина,

ещё вручались,

не давались

на день Победы, ордена,

и каждый сызмальства гордился

бессмертной славою отцов –

родился я,

и крик мой слился

с летящим криком поездов,

и словно заново рождаясь,

косясь на дедову медаль,

дрожало время, дожидаясь

шагнуть моей дорогой вдаль!