25.04.2024
Н. Климов
|
 |
|
Русская поэзия | Юрий Кучумов |
|||
|
Юрий Кучумов |
|||
КУЧУМОВ Юрий Асляхович, родился в 1955 году в небольшом посёлке Котово Волгоградской области. Простор придонских степей на всю жизнь наполнил грудь бесшабашной вольностью. Отсюда сложная, путанная, но очень интересная жизнь. Санитарил в психушке, (позднее напишется цикл стихов «Странноприимный дом»), сторожил и дворничал в детском садике, служил в армии. После учёбы в Казанском строительном институте работал на стройках Камаза. Позднее увлекся журналистикой и работал в различных печатных изданиях Набережных Челнов. Печатался в республиканских газетах и журналах. В издательстве «Молодая гвардия» выходила небольшая книжечка стихов «Ночные прогулки», а в Нижнем Новгороде − «Станноприимный дом».Проживает на родине, в родительском доме. (по материалам сайта http://podlin.postoronko.com) |
||
|
"В детстве с бабушкой пели «Варяга»"… Андрюша Малая родина "Как пёс, безлунными ночами..." "Тишину мою двигают ходики..." Царицынская степь |
||
В детстве с бабушкой пели «Варяга». И там, где тянули слова: «...во славу мы русского флага» – клонилась её голова. Клонилась она и дрожала, когда запевали про Русь. И в слове красивом «держава» я слышал – Советский Союз. Что знал я про Русь и про флаги, про жизнь и про вечный покой, когда – несмышлёныш-салага – ей голову гладил рукой? Не герб, не кремлёвские звёзды... Но будут мне светом всегда – в морщинках застывшие слёзы, которых не понял тогда.
АНДРЮША Из цикла «СТРАННОПРИИМНЫЙ ДОМ» Тут сыт и обут, а битьё – для порядка. Тут дяденька-мальчик живёт. Он хочет понравиться всем санитаркам, поэтому громко поёт. Мотива, жаль, нет в его радостной песне. И слов он ещё не сложил. Но это не важно, когда ты известен, когда ты уже старожил. Его донимают лет сорок вопросом – «Андрюшенька, сколько нам лет?» Ему это в радость, ему это просто – покажет три пальца в ответ. И радостно няням и ржут санитары: «Ну, ты распотешить – горазд!» Он ждёт не дождётся, когда придёт мама, за долгое детство хоть раз. Часами дежурит у выхода-входа, чужие гостинцы жуёт. И три своих верных пожизненных года он долго-предолго живёт.
МАЛАЯ РОДИНА Милая, малая родина, вот и вернулся я в срок. Пыль, да ковыль, да смородина вдоль твоих лёгких дорог. Степь под колёсами стелется, словно линялый платок. Белое облако пенится – тушит горящий восток. Помню, как детские родинки: мама, сирень, сизари... Ждут меня, милая родина, светлые речки твои. Ночь и костёр одинокий, всплеск на вечерней воде, свет от созвездий далёких, льющийся с неба ко мне. Словно улыбкою маминой здесь я согрет глубоко. Если ты, родина – малая, что же тогда велико?
Как пёс, безлунными ночами, я сон твой чуткий стерегу. Я, как тропинка под ногами, всё за тобой бегу, бегу. Скольжу поодаль волчьей тенью, стелюсь травой у твоих ног. И даже падаю ступенью, чтоб ты шагнула на порог. Я – суть твоих вещей и мыслей, и лёд, и пламень, и вода, твои заоблачные выси, твои блужданья в никуда. Что движет судьбы и светила? Тот отблеск вечного Огня – в сонетах бедного Шекспира и здесь, под сердцем у меня.
Тишину мою двигают ходики: тик, тик-так, молоточками бьют... Залетели метели во дворики, словно лисы хвосты свои вьют. Февраля неизменны приметы – шарф на горло, да тёплый халат. И моя половина планеты – с белизною больничных палат. Жизни вес перешёл уже в граммы... Оболдуй, что ж я плохо учил: что там мыла в учебнике мама – может раму? Я всё позабыл. Лишь закат, да унылые ходики, да прицел в перекрестии рам... И цежу, как цедят алкоголики, своей жизни последних сто грамм. Час вечерний надвинет забрало, сократив горизонты на треть... Жизни мало, ах как её мало – разве только успеть умереть.
ЦАРИЦЫНСКАЯ СТЕПЬ Заплутали, как видно, в степи, задремали столетья. На три дня верхового пути – ни огня, ни селенья. Льёт ковыль свою ласку и шёлк – серебристое пламя, спорит волею царственный волк со степными орлами. По над речкой станица плывёт в белом облаке вишен, да лисица над колким жнивьём чиркнет пламенем рыжим. Ни татарин, ни верткий абрек, ни другой какой ворог... Знать, напрасно остатний свой век стережёт чёрный ворон. Воля, воля...Кровавый туман до сих пор тянет с Дона. И пылит наказной атаман в чёрной «Волге» райкома.
|
||
