08.02.2025
Н. Климов
|
 |
|
Русская поэзия | Юрий Кабанков |
|||
|
Юрий Кабанков |
|||
КАБАНКОВ Юрий Николаевич родился в 1954 г. во Владивостоке. Поэт, критик, публицист, филолог, богослов. Служил на флоте, сменил несколько рабочих профессий, преподавал русский язык и литературу в средней школе, редактировал книги.
Выпускник Литературного института им. Горького (1983). Член различных
писательских союзов. Автор нескольких книг и множества публикаций в центральной, региональной и зарубежной периодике. Лауреат премии им. Горького издательства «Молодая гвардия» (Москва) «За лучшую первую книгу»; премии критиков Союза писателей РСФСР «Лучшие стихи года» (1990); премии губернатора Приморья «За достижения в области литературы и искусства» и др. Известен также как переводчик бело-
русской поэзии. Стихи Юрия Кабанкова переводились на английский, арабский, испанский, венгерский, белорусский, латышский языки. Доцент кафедры теологии и религиоведения Института истории и философии ДВГУ. Живёт во Владивостоке.
|
||
|
"Господи, прости нам нищету!.." Деревня Цусима – 80 |
||
Господи, прости нам нищету! И высоких помыслов тщету. Смертною повиты пеленою, мы уже на ангельском счету. Господи, куда ж теперь нам плыть? Ливень зарядил – и нечем крыть. Ливень, говорю, по нашу душу – дабы плоть до основанья смыть! Господи, ведь я ещё живой! Ангелы трубят над головой, рыбы выбираются на сушу, воскрешая ужас меловой. Господи, спаси и укрепи! Небеса срываются с цепи; ангелы утраченную душу гонят, как сайгака по степи. Господи! Ей-богу, не смешно! Смертному безумие грешно, – вразуми окаменевший разум: не Твоё ли Царствие пришло?
ДЕРЕВНЯ Тает в морозных оконцах вода... Если б живым мне вернуться сюда – как бы ты, бедная, заголосила! Тяжкая ль память тебя подкосила? Боли – и той не осталось следа. Руки набрякли от чёрной работы. Молвишь: – Спасибо, не стою заботы; нашу беду ворошить ни к чему. Много ли нас по беспамятным сёлам? Было – гуляли на свадьбах весёлых. только ни сердцу оно, ни уму! – А ведь была – хохотунья и пряха! Миру – по нитке... Не то что рубаху – смертное всё на привоз променяв: – В чём хоронить-то, родимый, меня? «Господи-боже, крепка твоя воля! Мы-то тебе – посторонние, что ли? Сладим по чести и саван, и крест! Вишь, как народец-то твой расходился, словно задаром на свет народился: хлеба не просит – смирён и тверез!» Если б живым я вернулся сюда — я у людей бы узнал без труда: ветер откуда, и чей это голос... Пусть бы навеки земля раскололась! Это кого ж собрались хоронить?! Гибельный ветер посевы колышет; пашня высоких речей не услышит: верное дело – зерно заронить! Но не вернуться мне, видно, сюда... Выше деревни стоит лебеда, нет ни войны, ни пожара, ни мора; сход озабочен поимкою вора: в норку вливают ведёрко воды, ждут, затаившись и глаз не смыкая; в норке взыграет пучина морская – хвать! – и спасён урожай от беды. В землю уходит живая вода... Если б живым я вернулся сюда – я бы услышал разумное слово: мол, уходи подобру-поздорову, мол, не вернуться уже никогда... Крепко стоят на земле города!
ЦУСИМА – 80 Направо – восток. Налево – восток. Дожди разминулись над южной Кореей. И можно бы вымпелы вздёрнуть на реях – но дремлет покуда мой Владивосток! Три четверти века плескалась вода... Глухой горизонт осторожно раздвинем – погибельный остров на собственной глине сидит и, прищурившись, смотрит сюда. Рыбацкие шхуны, как выстрел, легки. Цветением сливы залит и обласкан свинцовой Цусимы потасканный лацкан, застёгнутый туго, на все поплавки.
|
||
