Русская поэзия | Валерий Котеленец

Валерий Котеленец

 
 
КОТЕЛЕНЕЦ Валерий Степанович родился в 1954 г. в городе Асино Томской области. В 1963 г. семья переехала в Барнаул. Служил на Дальнем Востоке в морской авиации (1972 − 1974 г.г.). Автор книг стихов и прозы «Другая жизнь», «Небесный поединок», «Ваятель облаков» и др. Член Союза писателей России. Руководит литературной студией. Живёт в Барнауле.
 

  "Ещё не успели проститься..."
"Не становлюсь моложе..."
"В переулке безлюдно и глухо..."
"Город-ирод, город-ворог..."
Август
"Вновь эта боль непомерная..."
"Дожди. Гастроли переносятся..."
 

* * *  
 
Татьяне 

Ещё не успели проститься,
но смутно, как будто из сна,
рука твоя загнанной птицей
забилась в проёме окна.

И сразу же целая стая
таких же испуганных птиц
вспорхнула, тебя заслоняя,
с перрона спугнув проводниц.

«О, Господи! Дай хоть минуту  
вбежать напоследок в купе!..
О, Господи! Только минуту!..»
Но Он не расслышал в толпе.




    * * *

Не становлюсь моложе.
Не делаюсь умней.
А бисер − всё дороже.
А свиньи − всё жирней




  * * *

В переулке безлюдно и глухо.
Только ставнями ветер стучит.
Только ветхая эта старуха
у ворот на скамейке сидит.
Прогремит по дороге машина,
каблуки простучат у крыльца −
ни единой не дрогнет морщиной
неподвижный пергамент лица.
Словно времени смысл постигая
и не в силах постигнуть пока,
всё глядит она вдаль, не мигая,
сквозь деревья, дымы, облака...




* * *

Город-ирод, город-ворог,
не хватай меня за ворот −
дай мне дух перевести.
Не бери меня измором −
душу с миром отпусти.
За кирпичными домами,
за фабричными дымами,
за увечными лесами есть
с живой водою ключ.
Отпусти меня − не мучь.
Город-ирод, город-ворог...
Глядя в небо, словно в прорубь,
у обочины стою.
На асфальте бьётся голубь −
ищет голову свою.




АВГУСТ

Ещё не время слякоти тоскливой.
Но глазом не моргнёшь − и на порог
взойдёт сентябрь, как путник торопливый,
не отерев забрызганных сапог.
И вдруг повеет холодом. И сразу
пойдёт вразнос привычной жизни ход,
как будто заведённый до отказа −
вот-вот пружину хрупкую сорвёт.
Но август не прошёл ещё. И рано
загадывать, заглядывать вперёд,
считать цыплят, вставлять вторые рамы
и жизни предъявлять суровый счёт.
Ещё теплынь. И пахнет резедою.
И в гулком небе звёзд полным-полно...
В садовой кадке с тёмною водою
мерцают листья, падая на дно.




* * *

Вновь эта боль непомерная,
эта слепящая тьма.
В ночи такие, наверное,
люди и сходят с ума.
Что ты, душа окаянная,
в угол забилась, как зверь?
Разве в твои покаяния
кто-то поверит теперь.
Горькие сны и пророчества.
Памяти чёрствый ломоть...
Может, от одиночества
нас и придумал Господь?




  * * *

Дожди. Гастроли переносятся.
Горпарк закрыли до весны.
Сады, обобранные дочиста,
как будто кладбища пусты.

Тупая бестолочь житейская.
Тоска, сверлящая висок.
Ночами, как струя летейская,
шумит печальный водосток.

По дому бродит одиночество,
скулит и трётся о порог.
А жизнь всё время переносится
на неопределённый срок.