Русская поэзия | Игорь Царёв

Игорь Царёв

 
 
ЦАРЁВ (Могила) Игорь Вадимович (1955 – 2013) родился на Дальнем Востоке в небольшом посёлке, расположенном на границе с Китаем (п. Пограничный). Закончил математическую школу в городе Хабаровске. Высшее образование (техническое) получил в Ленинграде. Несколько лет проработал на космос – инженером-конструктором в одном из московских «ящиков». Сменил профессию, работал ответственным редактором «Российской газеты». Стихи начал писать ещё «во студенчестве», всерьёз «заболел» ими в 2000 году. Регулярно печатался в журнале «Поэзия» Московского союза писателей. Отмечен писательской организацией дипломом «Золотое перо Московии», «Золотой Есенинской медалью»... Дипломант международных литературных Интернет-конкурсов «Серебряный Стрелец», «Заблудившийся трамвай» и других. Жил в Москве.
 

  Айда!
Братья
Русские реки – Убля и Вобля
Линия судьбы
Малая Вишера
На осеннем балу
Пароходик на Сарапул
Час ворона
"...Так важно иногда, так нужно..."
Малая Вишера
 

АЙДА!

-

Когда осенней кутерьмой

Прижмёт тоска невольная

И вновь покажется тюрьмой

Москва самодовольная,

Когда друзьям и кабакам

Не радуюсь особо я,

Айда к сибирским мужикам

Гонять по сопкам соболя!

-

Бурятский идол видит сон,

Где спутались позёмками

И век джинсы, и век кальсон

С дурацкими тесёмками.

Там на хребет Хамар-Дабан

Дождями небо сеется,

Там по грибам шагает БАМ,

А грибники не селятся.

-

От можжевельников костру

Достался дух «Бифитера».

Теченье тянет Ангару,

Как ниточку из свитера.

Но, отражая лики скал,

Гранит упрямых скул и щёк,

Байкала каменный бокал

Не опустел пока ещё.

-

В кармане нож, в стволе жакан,

Походочка особая...

Айда к сибирским мужикам

Гонять по сопкам соболя,

Где вьётся тропка-пустельга

Распадками лиловыми,

И душу штопает тайга

Иголками еловыми.





БРАТЬЯ

-

Мне довелось какое-то время снимать комнатушку в коммуналке на улице Зеленина в Питере. В соседней комнате жили два брата-инвалида. Один бывший зек, слепой, но неплохо игравший на гармошке. Другой бывший полковой разведчик. Они вместе надирались каждый вечер до чёртиков и очень душевно пели старые песни.

Не эталоны образцовости

В век, вызревший на человечине,

Они от анемии совести

Лечились до цирроза печени...

                          Вместо эпиграфа

...Трещали чёрные динамики,

Как на жаровне барабулька.

Сосед мой, спец в гидродинамике,

В стаканы водку лил «по булькам».

Слепой, а получалось поровну,

И на закуску под тальянку

Затягивал негромко «Ворона»,

Да так, что душу наизнанку!

-

У Бога мамкою намоленный,

Он вырос не под образами...

Сквозь пелену от беломорины

Сверкал незрячими глазами

И горькие слова выкаркивал

Комками застарелой боли,

Как будто лёгкие выхаркивал,

Застуженные на Тоболе...

-

А брат его, картечью меченный,

На вид ещё казался прочен,

Хотя и стал после неметчины

На полторы ноги короче,

Но даже пил с какой-то грацией,

И ордена сияли лаком...

А я глядел на них в прострации,

И слушал «Ворона», и плакал.





Русские реки – Убля и Вобля

-

С какого вопля, судите сами,

Пошло название речки – Вобля!..

Да и земля хороша в Рязани:

Воткнёшь оглоблю – цветёт оглобля.

А потрясенье берёз осенних!

А небо... Братцы, какое небо!

Не зря тут жил хулиган Есенин.

Жалею, сам здесь почти что не был.

Так... Пару раз проезжал на «скором» –

Глядел в окошко, трясясь в плацкартном.

Зато под Старым гулял Осколом

На речке Убля (смотри по картам).

И там простор без конца и края,

И, как в Рязани, до слёз красиво...

И, озорною волной играя,

Кипит в названьях земная сила!..

-

Читая «Русский народ загублен»

В газетах Дублина и Гренобля,

Я вспоминаю про речку Убля

С рязанским кукишем речки Вобля.

-

---------------------------------------------

Река Вобля протекает около Рязани,

речка Убля – у Старого Оскола.





ЛИНИЯ СУДЬБЫ

 
У берёз косы русы,
Ноги белые босы,
Васильковые бусы
На валдайских покосах,
Где заря-ворожея
Капли синего воска
Обронила в траншеи
Муравьиного войска.
 
Я тебя обнимаю
Под тверскою рябиной,
Перед небом и маем
Нарекаю любимой.
И волною напева
Медоносные травы
Поднимаются слева,
Расстилаются справа.
 
Срубы древних церквушек,
Крест, парящий над чащей...
Родниковые души
Здесь встречаются чаще.
И ржаные дороги
Преисполнены сути,
Словно вещие строки
Или линии судеб.




МАЛАЯ ВИШЕРА
Е. Д.
У судьбы и свинчатка в перчатке, и челюсть квадратна,
И вокзал на подхвате, и касса в приделе фанерном,
И плацкартный билет – наудачу, туда и обратно,
И гудок тепловоза – короткий и бьющий по нервам…
И когда в третий раз прокричит за спиною загонщик,
Распугав привокзальных ворон и носильщиков сонных,
Ты почти добровольно войдёшь в полутёмный вагончик,
Уплывая сквозь маленький космос огней станционных.
И оплатишь постель, и, как все, выпьешь чаю с колбаской,
Только, как ни рядись, не стыкуются дебет и кредит,
И намётанный взгляд проводницы оценит с опаской:
Это что там за шушера в Малую Вишеру едет?
Что ей скажешь в ответ, если правда изрядно изношен?
Разучившись с годами кивать, соглашаться и гнуться,
Ты, как мудрый клинок, даже вынутый жизнью из ножен,
Больше прочих побед хочешь в ножны обратно вернуться…
И перрон подползёт, словно «скорая помощь» к парадной…
И качнутся усталые буквы на вывеске гнутой...
Проводница прищурит глаза, объявляя злорадно:
«Ваша Малая Вишера, поезд стоит три минуты…»
И, вздохнув обречённо, ты бросишься в новое бегство,
Унося, как багаж, невесомость ненужной свободы,
И бумажный фонарик ещё различимого детства,
Освещая дорогу, тебе подмигнёт с небосвода.




НА ОСЕННЕМ БАЛУ

 
И проныра утка, и важный гусь
Мне крылом махнули, и «на юга».
Вот возьму и наголо постригусь,
Как леса на вымерших берегах.
 
Дрожь осин – не блажь и не просто «ню»,
Это бал осенний на срыве сил.
Над Расеей всею, как простыню,
На просушку Бог небо вывесил.
 
Жаль, что солнца нет и тепло в облёт.
Наклонюсь напиться из родника,
И... с размаху стукнусь лицом об лёд.
Да ты, братец, тоже замёрз, никак?
 
Усмехнусь и кровь рукавом с лица
Оботру – не слишком ли рьяно бьюсь?
Не ярыжник я и не пьяница,
Но, как пить дать, нынче опять напьюсь.
 
Поманю Всевышнего калачом:
«Не забыл о нас ещё? Побожись!»
Всё равно я счастлив, что обречён
Ежедневно биться лицом о жизнь.

 





ПАРОХОДИК НА САРАПУЛ

 
От Елабуги отходит пароходик на Сарапул –
У него гудок с одышкой и покрышки на боку...
Где-то здесь ещё мальчишкой я «сердечко» нацарапал,
А теперь под слоем краски обнаружить не могу.
Мой ровесник тихоходный, старомодные обводы...
Сколько братьев помоложе затерялись на мели!
Им не говорили что ли, что напрасные свободы
Никого при здешней воле до добра не довели?
...Мог бы в Тихом океане раздвигать волну боками,
А плетёшься на Сарапул, как какой-нибудь трамвай...
Только разве это плохо, что родившийся на Каме
И умрёт потом на Каме? Так что, не переживай!
Оглянись на тёмный берег – видишь женщину с цветами?
Всякий раз она встречает твой нечаянный проход.
Может, ты и не прославлен как «Аврора» и «Титаник»,
Но ведь тоже для кого-то – «Главный В Жизни Пароход».




ЧАС ВОРОНА

 
Хворая полночь, безлунная улица.
В тесной часовенке маятник мается.
Вороном комнатный сумрак сутулится –
Что-то сегодня мне, брат, не летается…
 
Дышится тяжко и пишется скверное.
Рваные мысли уносятся по ветру –
Снова магнитная буря, наверное,
Мачты ломает и стрелки барометров.
 
Лист на столе разлинованной бездною.
От сигареты лишь горечь и вред уже.
Радуют только светила небесные –
Хоть и размыты дождливою ретушью.
 
Звёзды ли это? Не окна ли в полночи,
Где чудаки, буквоеды и гении
На вдохновении с Божеской помощью
Варят великие стихотворения?
 
Выйдем во двор с фонарями и лампами,
Чтоб рифмоплёты небесные видели,
Что не они лишь богаты талантами,
Есть у них братья и в этой обители!
 
Свет наш вливается в звёздную радугу.
Млечной дорогою ночь опоясана.
Словом звенящим, как из серебра дугой,
Все окоёмы вселенские связаны. 




* * *

...Так важно иногда, так нужно,
Подошвы оторвав натужно
От повседневной шелухи,
Недужной ночью с другом лепшим
Под фонарём полуослепшим
Читать мятежные стихи,
Хмелея и сжигая глотку,
Катать во рту, как злую водку,
Слова, что тем и хороши,
Что в них − ни фальши, ни апломба,
Лишь сердца сорванная пломба
С неуспокоенной души...




МАЛАЯ ВИШЕРА

У судьбы и свинчатка в перчатке, и челюсть квадратна,
И вокзал на подхвате, и касса в приделе фанерном,
И плацкартный билет – наудачу, туда и обратно,
И гудок тепловоза – короткий и бьющий по нервам…

И когда в третий раз прокричит за спиною загонщик,
Распугав привокзальных ворон и носильщиков сонных,
Ты почти добровольно войдёшь в полутёмный вагончик,
Уплывая сквозь маленький космос огней станционных.

И оплатишь постель, и, как все, выпьешь чаю с колбаской,
Только, как ни рядись, не стыкуются дебет и кредит,
И намётанный взгляд проводницы оценит с опаской:
Это что там за шушера в Малую Вишеру едет?

Что ей скажешь в ответ, если правда изрядно изношен?
Разучившись с годами кивать, соглашаться и гнуться,
Ты, как мудрый клинок, даже вынутый жизнью из ножен,
Больше прочих побед хочешь в ножны обратно вернуться…

И перрон подползёт, словно «скорая помощь» к парадной…
И качнутся усталые буквы на вывеске гнутой...
Проводница прищурит глаза, объявляя злорадно:
Ваша Малая Вишера, поезд стоит три минуты…

И вздохнув обречённо, ты бросишься в новое бегство,
Унося, как багаж, невесомость ненужной свободы,
И бумажный фонарик ещё различимого детства,
Освещая дорогу, тебе подмигнет с небосвода.