Русская поэзия | Андрей Попов

Андрей Попов

 
 
ПОПОВ Андрей Гельевич родился в 1959 году в Воркуте. Окончил Сыктывкарский государственный университет, филологический факультет. Член Союза писателей России с 1996. Автор нескольких сборников стихотворений. Публиковался в журналах «Наш современник», «Юность», «Север», «Арион», «Родная Ладога», «Московский вестник», «Молодая гвардия», «Крещатик», «Простор», «Новая Немига литературная» и других. Стихи переводились на венгерский язык. Лауреат еженедельника «Литературная Россия» (2000), трижды дипломант международного конкурса «Золотое перо» (2005, 2008, 2012), лауреат премии правительства РК в области литературы имени И.А. Куратова (2013), лауреат премии Петра Суханова (2013), лауреат «Российского писателя» (2015), лауреат премии Альберта Ванеева (2015), лауреат Открытой Южно-Уральской премии (2015), лауреат Международной литературной премии имени С. Есенина «О, Русь, взмахни крылами»(2015). Заслуженный работник Республики Коми. С 2007 года живёт в Сыктывкаре.
 

  "Деревня Вешки смотрит телевизор..."
"Преподобне Антоние Сийский..."
"Свежа осенняя прохлада"
"Сердце верит, не устанет..."
"Стынет воздух. Холод небывалый..."
Портрет Пирогова
Молитва русских
"Провинция искренно губит..."
В незваных гостях
"Ты говоришь, что ты – народ..."
Возлюбившие
Два Николая
"Не мостил я на небо дороги..."
Ошибка Афанасия Фета
Перед великим повечерием
В прокуратуре
Владимир Кемецкий
"Что за русская вера всему вопреки?!"
 

     * * *

Деревня Вешки смотрит телевизор,

Крутой американский боевик.

Сбивает на экране грузовик

Сенатора.

Гадает экспертиза.

-

И нет улик. Но есть звезда стриптиза.

И челюсти акулы. И тайник

В гробу раджи. И призрак. Женский крик!

Убийца-робот прыгает с карниза.

-

И напрягает зрение и нюх

Рябой упырь. И рокер стриты рушит.

И за измену босс девицу душит,

-

И прячет тело в ящик для подушек.

Деревня Вешки затаила дух.

Былин не помнит. Не поёт частушек.





  * * *

Преподобне Антоние Сийский,

О предивный помощниче наш,

Жизнь уходит с просторов российских,

Остаются – печаль и пейзаж.

-

Вдаль – дороги, как судьбы, разбиты,

Вдоль – деревни, пусты и черны…

Помяни наши митрополиты,

Удрученный народ помяни.

-

Умираем в похмелье тяжёлом

Среди самых великих полей.

Ты стоишь перед Божьим Престолом,

Помолись своим чудным глаголом

И любовью блаженной согрей.





* * *

Свежа осенняя прохлада.

И краски осени свежи!

Но смысл дождя и листопада

В преображении души.

-

Приму я узкую дорогу

И поздней осени порыв,

Что надо подниматься к Богу,

Любовь и дождь соединив,

-

И слышать в невысоком слоге

Иной покой небесных лир,

И видеть, пребывая в Боге,

Себя и весь осенний мир.





* * *

Сердце верит, не устанет –

Гонит прочь

Время темных испытаний –

Эту ночь,

-

Одиночество и ветер,

Трепет сна…

И приходит на рассвете

Тишина.

-

Тишина – и сразу дорог

Каждый слог.

Что ж я плачу, как ребёнок?!

Это Бог.





    * * *

Стынет воздух. Холод небывалый

Даже для полярных январей.

Побирушки греются в подвалах,

Обняли железо батарей.

-

Нет убогих на своей работе –

Ни у церкви, ни на рынке нет.

Некому сказать: «Зачем вы пьёте?!»,

Подавая несколько монет.

-

Небывалый холод.

Поскорее

Поспешим вернуться в тёплый дом.

Некого сегодня, фарисеи,

Поучать, что надо жить трудом.





Портрет Пирогова

-

Я помню, что это случится когда-то:

Бессилен окажется реаниматор,

И даже бессильно участье

Заведующего хозчастью.

Жене моей врач объяснит, что я тих,

Что всё хорошо, но надежд никаких.

И больше не скажет ни слова,

Смотря на портрет Пирогова.

А я в это время помыслю о том,

Что жизнь свою прожил дурак дураком –

Какая-то скучная проза

Соплей и авитаминоза!

А был бы спортсмен, оптимист, семьянин,

То мне бы мгновенно помог аспирин,

Любое любезное слово,

Да просто портрет Пирогова.





МОЛИТВА РУССКИХ

О. Михайлову

       1

Наполеон в подзорную трубу

рассматривал российские холмы

и поле генерального сраженья,

рассчитывал маневры и атаки

и в стане неприятельском заметил

движенье непонятное. 

                            Как странно!

Великое собранье московитов!

Зачем?!

Вгляделся повнимательней:

хоругви, священники, восточная обрядность…

(Молитва за отечество творилась

перед святой иконой чудотворной

Смоленской Богоматери.)

-

– Нелепо! –

воскликнул император-полководец,

властитель образованной Европы. –

Нелепо уповать не на искусство

военное, не на расчёт и гений,

а на каких-то идолов. 

                            Но завтра

я одержу ещё одну победу –

над дикостью…

-

А русские молились.

-

  2

Как модны ныне  чувства

корсиканца! –

Привычно усмехнуться:

разве может

помочь нам пенье церкви?

Не влияет

оно своим искусным благозвучьем

на курсы акций и процент кредита.

Спасут Россию биржи, и юристы,

и вклады иностранных капиталов,

а не богослужения.

И вскоре

расчёт одержит полную победу

над дикостью…

-

Но русские молились.

И молятся светло и терпеливо.

-

Молитва за Отечество творится

перед святой иконой чудотворной

Смоленской Богоматери.

-

Аминь.





      * * *

Провинция искренно губит –

Порядок такой,

Местный быт.

Зато не продаст.

И не купит.

Скептически лишь поглядит.

-

Посмотрит:

В просторе великом

Года исчезают,

И труд,

Столичные гномики с шиком

Народные песни поют…

-

Забавно, легко, пошловато.

И пусть – отвернись и молчи.

Какая шестая палата?!

Откуда возьмутся врачи?

-

Провинция медленно губит,

Смиряет душевный подъём,

Короткие улицы любит,

А всё остальное потом.

-

Пора бы светло удивиться,

Забыв про суды и гроши,

Забыв, что в районной больнице

Лекарств не найдёшь для души,

-

Но мыслим ревниво и хмуро,

Сбиваясь привычно на штамп:

Столица – холёная дура,

Капризная женщина-вамп,

-

Красивая сытая сука,

Предавшая русскую честь…

Ах, провинциальная мука!

И провинциальная спесь.

-

Опять выдаёт интонация,

Опять с раздраженьем любовь,

Провинция, как радиация,

Меняет невидимо кровь.

-

И всё-таки это планета –

Родная моя сторона.

Живи себе анахоретом,

А если однажды хана,

-

Она – та, что судит и губит,–

Находит от сердца слова.

И любит,

Выходит, что любит,

Раз плачет навзрыд, как вдова.





В незваных гостях

Н. Кузьмину

От русской Непрядвы остался ручей

И ропот стиха или бреда.

По этому поводу водки не пей,

В незваных гостях не обедай,

Заслуженных гениев не матери,

Мы сами своё заслужили,

Ревнивой стилистики пономари

В нетрезвой лирической силе.

Мы всех обличили до самого дна

Беспечной души и стакана.

И нету Непрядвы – неправда одна

В народных мечтах и туманах.

От русской победы остался музей,

Словарь и привычки пехоты.

По этому поводу водки не пей

До патриотической рвоты.

В незваных гостях не растрачивай дни

И светлую душу поэта.

-

И русскую Родину не хорони,

Пока есть стихи и ракеты.





* * *

Ты говоришь, что ты – народ,

Его мечта и суть,

А я – нечаянный просчёт,

Недуг, обратный путь.

-

Я говорю, что я – народ,

Его ревнивый взгляд.

Что это я иду вперёд,

А ты идёшь назад.

-

Пока мы спорим от души,

Рвём разум пополам,

Народ торопится, спешит

Привычно по делам –

-

Построить дом, посеять рожь

Иль отыскать алмаз.

И – слава Богу! – не похож

Ни на кого из нас.





ВОЗЛЮБИВШИЕ

…кому мало прощается, тот мало любит.
                                                    Лк. 7,47

Иисус, в дом войдя к фарисею, возлёг.
И сосуд алавастровый с миром
Принесла Ему женщина, встала у ног –
Его ноги слезами омыла.

Фарисей про себя удивился весьма:
Неужели не видит порока?!
Моет ноги – на ней негде ставить клейма,
Он бы знал это, будь Он пророком…

Мы – весёлые люди, а в душах разброд,
Мы – тяжёлые люди, не боги,
И случайная женщина слёзы прольёт,
Омывая нам грешные ноги.

А у нас на душе непонятная тьма,
Фарисейский вопрос – не иначе.
Что за слёзы? На ней негде ставить клейма –
Никакими слезами не спрячешь.

Но сказал Иисус фарисею в ответ,
Да и нам говорит это строго:
Много ей прощено – и греха на ней нет,
Раз смогла возлюбить она много.





ДВА НИКОЛАЯ                     

Не жаль мне, не жаль мне
растоптанной царской короны…
Николай Рубцов

Жил в Воркуте я, морем Карским
Дышал, читая между дел
Стихи Рубцова – власти царской
Он не жалел.
А я жалел.

И морем Карским, и свободой
Дышало небо надо мной.
Жаль храм, разрушенный народом,
Народ, разрушенный войной
С собой…
Жаль веру,
                  став обузой,
Ушла в стихи и лагеря.
Мне жаль Советского Союза.
И жаль убитого царя.

Мне жаль разрушенный, как атом,
Народ
И храма русский свет...
Что царь убит своим солдатом,
Своею женщиной – поэт.





    * * *

Не мостил я на небо дороги,
Но любил только то, что любил.
Не хотел быть несчастным и строгим,
Никогда не хотел – и не был.
И когда было невыносимо –
Предавали, кто дорог и мил, –
На могиле погибшего сына
Я себе повторял, говорил:
– Слава Богу!
Всё будет в порядке,
А как выйдет? Не знаю и сам...
Пусть покажется вам, что всё гладко,
Всё легко – пусть покажется вам.





ОШИБКА АФАНАСИЯ ФЕТА

У чукчей нет Анакреона,
К зырянам Тютчев не придёт.
                           Афанасий Фет

Фёдор Тютчев к зырянам пришёл,
Это стало для Фета укором,
Но затем подошли рок-ин-ролл,
Гербалайф, орифлейм и Киркоров –
И не сразу теперь разберёшь
Голос Тютчева в этом содоме,
Что есть мысль изречённая ложь...
Вот беда! И не только для коми! 
Жизнь теперь называется лайф –
В этом кайф и конец разговора,
Потому что кругом гербалайф,
Рок-ин-ролл, орифлейм и Киркоров.




ПЕРЕД ВЕЛИКИМ ПОВЕЧЕРИЕМ

Мы – не скифы, мы – русские, дело не в скулах, а дух
Зиждет нас православный, хранит девяностый псалом.
Нас не тьмы азиатские – несколько древних старух,
Иерей и епископ – но мы никогда не умрём.

Не умрём от судов, перестроек, свобод и сивух,
Третий Рим обращающих в скучный всемирный Содом.
Примем русское бремя, насущного хлеба укрух,
В храм войдём, осенив непокорную душу крестом.

Это время последнее. Это последний итог.
Нас не тьмы азиатские. Надо нам вместе молиться –
И откроется мужество русских и узких дорог.
И да будут светлы наши юные старые лица.

«Разумейте, языцы,
И покоряйтеся, яко с нами Бог!»




В ПРОКУРАТУРЕ

Я весь седой и многогрешный –
Юн старший следователь, он
Ведёт допрос, чтоб потерпевшим
Признать меня. 
Таков закон.

Рассказывает без запинки,
Придав словам суровый вид: 
Мой сын единственный,
Мой Димка
На Пулковском шоссе убит. 

Привычны горестные были
Для умирающей Руси:
Чай с клофелином предложили – 
И выбросили из такси.

И он замёрз. 
Скупые вздохи
Кто может слышать в тёмный год?!
Замёрз от февраля эпохи 
Всепобеждающих свобод. 

И ни молитва, ни дублёнка
Не помогли его спасти,
И Богородицы иконка
С ним замерзала на груди.

Какую вытерпел он муку
Не перескажет протокол!
И ангел взял его за руку,
В селенья вечные повёл. 

А мне произносить с запинкой 
Слова кафизм и панихид.
Мой сын единственный,
Мой Димка
На Пулковском шоссе убит. 

Нет больше никаких вопросов,
И прокурор, совсем юнец,
Мне говорит, что я философ. 
Я не философ, я отец.

Ах, следователь мой неспешный, 
Ты не поймёшь, как я скорблю…
Я потерпевший, потерпевший.
Я потерплю.




ВЛАДИМИР КЕМЕЦКИЙ

Не жилось во Франции поэту,
Захотелось посмотреть на снег,
И уехал он в страну Советов,
Где так вольно дышит человек.

Где растёт на кочках тундры ягель
И где дышит почва, а не блажь.
И пошёл он по этапу в лагерь
За любовь к стране и шпионаж.

За любовь и странные оттенки
Той любви.
Поди предугадай,
Что тебя за них поставит к стенке
Трудовой народ, любимый край.

Не рыдала скудная природа,
Расстреляли – да и все дела,
Около Кирпичного завода
Воркута поэта погребла.

Замели январские метели
Узника и смыслов жизни путь.
Он совсем не думал о расстреле,
Не просил во Францию вернуть.

Не хотел судьбу менять – и умер…
В Воркуте живу который год –
Я бродил по тундре и подумал,
Глядя на заброшенный завод,

Что Россию власти не согнули,
Что никак не понимает власть:
Если честно до последней пули
Жизнь прошла, то значит, удалась.

Удалась, хоть гении ГУЛАГа
Не нашли в ней никакой цены.
Что же мы меняем честь на благо
И порой, как Франция, скучны?!




* * *

Что за русская вера всему вопреки?!
Если часто в родном околотке
Погибает свобода от тёмной тоски,
От несвежей трески и от водки.

Кто-то думает, что под Москвою мороз,
Тонкий лёд на Чудском – всё случайно.
Просто климат такой.
Только с климата спрос –
И какая в том русская тайна?

Нездоровые люди. Ворчат невпопад.
Две беды: дураки и ухабы.
То в болото сведут, то столицу спалят.
И чего не сдаются? Пора бы…

Защищают ухабы свои дураки.
Не подходит тевтонская месса
Для сумы и зимы, для широкой реки,
Для молчания русского леса.

Потому что в родном околотке живёт
Не одна лишь тоска и природа,
Но и русская вера, и русский народ,
Хоть и мало осталось народа.