Русская поэзия | Виктор Боков

ПОКАЯНИЕ

Открываю уста на эстраде,

Начинаю вещать:

– Вы послушайте, бога ради,

И учитесь прощать.

Не конвойный – моё окошко

Ясный месяц всю ночь сторожил.

Вы простите меня за то, что

Я при Сталине жил.

Бит я чёрными батогами,

Пытан бычьим бичом.

Жизнь дрожит под моими ногами

Перебитым лучом.

Киньте, что ли, в меня презренье,

За терпенье ходить в рабах.

Я стою и целую землю,

И захлёбываюсь в слезах.

Был в то время я только винтик,

Тестом был, и меня пекли.

Милосердствуйте, люди! Выньте

Пострадавшего из петли!

* * *

Я видел Русь у берегов Камчатки.

Мне не забыть, наверно, никогда:

Холодным взмывом скал земля кончалась,

А дальше шла солёная вода.

Я видел Русь в её степном обличье:

Сурки свистели, зной валил волов,

На ковылях с эпическим величьем

Распластывались тени от орлов.

Я видел Русь лесную, боровую,

Где рыси, глухари-бородачи,

Где с ружьецом идут напропалую

Охотники, темней, чем кедрачи.

Я видел Русь в иконах у Рублёва –

Глаза, как окна, свет их нестерпим,

Я узнавал черты лица родного,

Как матери родной, был предан им.

Ни на каких дорогах и дорожках

Я, сын Руси, забыть её не мог!

Она в меня легла, как гриб в лукошко,

Как дерево в пазы и мягкий мох.

* * *

В молодости жизнь не ценишь!

Ночь пришла – спокойно спишь.

Утром встанешь, кудри вспенишь,

Крылья вскинешь и – летишь!

А куда? Куда попало,

А к кому? К кому не лень.

День прошёл и горя мало.

Завтра снова будет день.

Но едва приспела старость

На закатную ступень.

Ты тогда, как скряга, станешь

Экономить каждый день.

Что там день – одну минуту

Будешь ты оберегать,

Чтобы время, как валюту,

По копеечке считать.

Что потеряно когда-то,

Не найти и не купить.

Время во время нам надо

По копеечке хранить.

ОРЕНБУРГСКИЙ ПУХОВЫЙ ПЛАТОК

В этот вьюжный неласковый вечер,

Когда снежная мгла вдоль дорог,

Ты накинь, дорогая, на плечи

Оренбургский пуховый платок!

Я его вечерами вязала

Для тебя, моя добрая мать,

Я готова тебе, дорогая,

Не платок – даже сердце отдать!

Чтобы ты эту ночь не скорбела,

Прогоню от окошка пургу.

Сколько б я тебя, мать, ни жалела,

Всё равно пред тобой я в долгу!

Пусть буран всё сильней свирепеет,

Мы не пустим его на порог.

И тебя, моя мама, согреет

Оренбургский пуховый платок.

СНЕГ СЕДИНЫ

Снег на ромашке, снег на рябине,

Снег на черёмухе, снег на калине,

Снег на висках ветеранов войны,

Снег пережитого, снег седины.

Не позабыты печальные списки,

Как часовые стоят обелиски,

Около настежь открытых дверей

Лица скорбящих, седых матерей.

Над камышами, над ковылями

Вдовья печаль говорит с журавлями.

Просит: – Возьмите меня в дальний путь,

Чтоб на могилы погибших взглянуть!

Лето проходит, краснеют рябины,

Но никогда не уходят седины,

Незабываемо горе войны,

Снег пережитого, снег седины!

* * *

Становлюсь я всё проще и проще,

Всё бесхитростней день ото дня.

Не поэтому ль иволга в роще

Останавливает меня!

– Далеко ли?

– Да вот за грибами,

Встал, поел, прихватил кузовок.

Стал беседовать с лесом,

с ручьями,

Ни словечка от них – на замок.

Птица иволга мило на дереве

Разговаривает кивком:

– А грибы твои в ивовом тереме

Как жар-птица с Иван-дураком!

– Я и сам, дорогая, Иванушка,

Простофилюшка-простота.

Всё богатство моё – полянушка,

На которой растёт красота.

Грузди белые, рыжики рыжие

И лимонная прожелть опят.

А ещё сыроежки бесстыжие

Как накрашенные стоят.

Кузовок наполняется дивом,

Даровщинкою, чудом лесным.

Пахнет хлебом печёным и дымом,

Пахнет печкою, домом родным!