Автодоровский переулок
-
(Отрывок)
-
…Вон Толик Харламов,
вон Пашка Сабило…
Куда вы? Куда? Как давно это было!
Гудел переулочек… Ставни скрипели.
Здесь плакали чаще,
чем сдавленно пели.
И ясень качался
над шиферной крышей,
Шуршали в подполье
голодные мыши.
А рядом, вся будто из боли и стонов,
Больничка, где с трубочкой врач Спиридонов.
-
…Убился Валерка своим самопалом,
Чугунка заплакала – чёрным на алом.
Компостер
на буром билетном жетоне
Как след от гвоздя
на Христовой ладони.
Но били в корыта весёлые струи,
И имя Господне не трогали всуе…
-
…Куда ж вы, куда вы,
и Толик, и Пашка?
Где ясень скрипучий?
Где я, замарашка?
Где дом мой?
Картаво проносят вороны
Сквозь бывший чердак
свой кортеж похоронный.
Неужто же век,
что так злобен и гулок,
Задул, как свечу,
мой родной переулок?
Здесь нынче чужие, кирпичные лица,
И солнце в корытах
давно не дробится.
Всё сплыло…
Всё в Лету бесплотную сплыло –
И Толик Харламов…
И Пашка Сабило …
ГрушЕвка
-
Стирали на Грушевке бабы,
Подолы чуток подоткнув.
Водою осенней, озяблой
Смывали с одёжки войну.
-
Из грубой дощатой колонки,
Устроенной возле моста,
Прерывистой ниточкой тонкой
В корыта струилась вода.
-
От взглядов работу не пряча
И лишь проклиная её,
Стирали обноски ребячьи
Да мелкое что-то своё…
-
И, дружно глазами тоскуя,
Глядели сквозь влажную даль
На ту, что рубаху мужскую
В тугую крутила спираль…
* * *
В «пятой графе», где о национальности
Воют анкеты с наркомовских лет,
Я б начертал, презирая банальности,
Гневно-торжественно: «Русский поэт».
-
И осторожно, чернилами синими,
В карточке, где обтрепались края:
«Русский поэт… Вывод сделал консилиум…» –
Вместо диагноза вывел бы я.
-
А упаду в одинокой дубравушке,
Бледным лицом да на заячий след,
«Русский поэт» – пусть напишут на камушке,
Просто, без имени: «Русский поэт»…
* * *
Как тревожен пейзаж,
Как понуро вдали заоконье!
Все мы – блудные дети,
Чьи головы меч не сечёт.
Вон уселись грачи
На чернёно-серебряной кроне,
Только б видеть и видеть,
А всё остальное – не в счёт.
-
Две исконных беды
На Руси – дураки и дороги.
Дураков прибывает,
А умным – дорога в острог…
Не могу, когда лгут,
Что душою терзались о Боге,
Позабыв, как недавно глумились:
«Враньё этот Бог…»
-
И в душе запеклась,
Будто кровь на обветренной ране,
Вековая обида
За этот забытый народ,
За того мужичка,
Что с получки ночует в бурьяне
И всё шарит бутылку…
А всё остальное – не в счёт.
-
Как он ловок
Венец за венцом возводить колокольню,
Как он любит по-старому мерить –
Верста да аршин!..
А поранится: «Больно, Михеич?»
Ответит: «Не больно…»
Всё не больно – и нажил не больно
До самых седин.
-
Он доволен житьём,
Хоть мерцает в зрачках укоризна:
«Кто заступник народный?..
Чего он опять не идёт?»
Изменяется всё…
Пусть останется только Отчизна
Да смурной мужичонка…
А всё остальное – не в счёт.
* * *
О, Родина, ты мой нательный крест,
Мой крест сосновый в горькую годину.
И первая любовь… И благовест…
И поздний взлёт… И ранние седины…
О, как же ты мучительно-добра
К тем, для кого ты – главное на свете:
Здесь дыбы, пытки, плети, топора
Достойны только любящие дети.
А кто тебя насиловал и жёг,
Те значатся в названьях улиц наших,
Как будто нет Руси, а есть чертог,
Где вместо «русский» – лающее «рашен».
Как будто бы из всех родимых мест
Родимый дух ушёл в слепые дали.
Как будто бы с груди нательный крест
Лихие люди в бешенстве сорвали…
* * *
Меня чуть что лекарством пичкая,
Мелькнуло детство. Чёт – не чёт…
Какой у мамы суп с лисичками,
Какие драники печёт!
Соседские заботы дачные,
А я не дачник, мне смешно…
Вновь Первомай!.. Вожди невзрачные,
Зато душевное кино!
Мы всех сильней?.. Я лучше с книгою,
Я нынче Блоком поглощён.
Но как красиво Брумель прыгает,
Как Власов дьявольски силён!
Куда все это вскоре денется?..
Молчанье из-под чёрных плит…
Но как же хочется надеяться,
Но как же Родина болит!
Болит… И горлицей проворною
Мелькает в дымке заревой,
Где столько лет над речкой Чёрною
Не тает дым пороховой.
* * *
Мне не спрятать сейчас ни лица и ни глаз,
Ни в минуты прощанья, ни в миг озаренья.
Всё трещало не раз, всё сгорало не раз…
Человек – это всё ж единица горенья.
Эта песня твоя… Даже взгляды тая,
Я шептал, что тебе повторю я едва ли…
Боль разлуки – моя… И печалился я.
Человек – это всё ж единица печали.
А, когда ты ушла, от угла до угла
Я ходил и бессильно заламывал руки.
И текла из угла беспросветная мгла…
Человек – это всё ж единица разлуки.
Но остался твой свет… Только в горечь одет,
Век летит… И горьки мои воспоминанья.
Столько прожито лет!.. Скрип калитки в ответ.
Человек – это всё ж единица страданья.
Где-то колокол бьёт… Милый голос поёт.
Выпью чарку вина… Прошепчу тебе что-то.
Будет голос с высот звать в последний полёт…
Человек – это всё ж единица полёта.